И тем не менее

Я с удовольствием читаю "Лик победы" и думаю, что ларчик (секрет успеха г-на Алвы) открывается просто: Алва - мечта оценочно-зависимого читателя; бывшего советского мальчика или девочки, с юности замученного собственным несовершенством.

По сути дела, как делается Алва? Берется Сирано (да, истоки образа, я думаю, именно там) и смешивается в пропорции 1/1 с Реттом Батлером. Alles. Теперь у нас все, что нужно для успеха у закомплексованного ребенка, который сидит внутри благополучного взрослого. Праздник непослушания. Герой, который делает ЧТО ХОЧЕТ.

От Сирано у нас антураж: плащ и шшпага, а также гитара, стихи и этакое все из себя искрометное остроумие. К "Лику победы", кстати, с этим остроумием стало получше, в КнК от него было не вздохнуть. Впечатление создавалось такое, что автор сидит, ссутулившись над клавой, и, сморщившись от натуги, сочиняет одну остороумную реплику за другой, и специальные тупоумные реплики оппонентов, чтобы оттенять остроумные реплики Алвы. Вот что бывает от восхищения не лучшими образцами фэнтези: Камше никто не объяснил, что количество острот на кв. м. площади, которое легко выдерживает пьеса, в романе-эпопее смотрится натужно и вымученно. Кроме того, язвительность Сирано трогательна: мы знаем, что под шипастым панцирем этот человек болезненно-раним. Она не столько маскирует, сколько обнажает скрытые комплексы. А поскольку Рокэ Алва у нас по условиям задачи весь из себя бескомплексный, поневоле кажется. что это комплексы автора. Кстати. Кстати. Вторая компонента Рокэ - Ретт Батлер - тоже маскирует броней чертовски голый и беззащитный тыл: Митчелл показывает нам этот тыл глазами Мелани, в сцене после смерти Бонни. От душевной боли и вины наша любимая горилла, которая ночует где хочет, повреждается в рассудке и превращается в одинокого ребенка, плачущего на груди у мамочки-Мелани. Ретт боится любить по-настоящему, потому что настоящая любовь слишком больно ему обходится: вот почему он весь из себя такой холодный, как айсберг в океане.

Надо отметить, что и Сирано, и Ретт дико оценочно-зависимы. У Сирано это появляется напрямую, в очень инфантильных формах - сцена осады показывает, как легко де Гиш берет его на "слабо". У ретта это проявляется не в такой глупой форме - но вылезает наружу с Бонни. Когда до него доходит, что дочь может оказаться перед перспективой быть отверженной "обществом", он не учит ее быть независимой от общества - а сует свою гордость туда, где не светит солнце и идет на поклон к старым матронам, без колебаний жертввуя Скарлетт, еще недавно так вожделенной ("усі чоловіки скоти", ага). А ведь мог бы сказать: доченька, люди в мире делятся на две категории - слабаков, которые лепятся к "обществу" и нас, свободных, гордых и независимых подонков. И вообще когда придет время выезжать - мы дернем в Европу и всех там купим.

И Ростан, и Митчелл отдают себе отчет в том, что герои оценочно-зависимы. Это свидетельствует, что авторы не выписывают свои детские комплексы, а создают действительно выпуклый образ, в который органично входят и слабости героя.

Насколько оценочно зависимым получился Алва - это просто прелесть что такое. Логос не обманешь: тот, кто "против ветра" - это такой же флюгер, как и тот, что "по ветру" - какая разница, что с обратным знаком, если он исправно делает свое дело: указывает направление ветра? И это героем не осознается - иначе его не развели бы так примитивно Штанцлер и Катари (КнК). При таком образе действий Алва - готовая жертва манипуляции. Камша достаточно умна, чтобы это понимать, но недостаточно умна, чтобы заставить это понимать героя: у Алвы нет слабостей. Он для того и создан, чтобы их не иметь: он ведь воплощенная мечта девочки ХХ века рождаения, вынужденной считаться сначала с приличиями и условностями сов. школы, а ныне - писательско-издательско-рыночными реалиями. И читательская аудитория - такая же. Алва нужен тем, кто не решается послать начальство по адресу, потому что дорожит работой; кто не может позволить себе одеться как хочет, неважно, идет ли речь о материальных возможностях или "дресс-коде"; кто боится быть не принятым "в компанию". Алва - то, чего все мы долго и страстно хотим и не можем. "Бубб сильный, Бубб на всех срал" (с) Е. Филенко. Сирано и Ретт тут не годятся в вослощение мечты: они слишком явно и больно расплачиваются за свой выбор. А нам ведь хочется еще и не платить по счетам. Ты на всех плюешь (против ветра притом!) - а тобой восхищаются, тебя любят армии и бабы (и даже некоторые мужики, хо-хо), а те, кто не любит - о, сладость! - бздят до дрожи в коленках и медвежьей болезни. Алва - это иметь всё и даром. Поэтому читательский успех Алве обеспечен.

Архилох

Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой.
Ободрись и встреть их грудью, и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады - твердо стой, не трепещи.
Победишь - своей победы напоказ не выставляй,
Победят - не огорчайся, запершись в дому, не плачь.
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй.
Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.

Может быть, когда-нибудь напишу об этом человеке роман.

Родился он на острове Парос. Отец его, Телесйкл, происходил из старинной знати, а мать, Энипо, была рабыней. Архилох до конца жизни нес клеймо незаконно и несвободно рожденного. Он был воином, наемником, командиром отряда. Собственно, Архилох - это и значит "командир отряда". Скорее всего, это не имя, а творческий псевдоним.

Это был античный Сирано, "мастер слова и клинка", родоначальник ямбической поэзии. Из его стихов вырисовывается не эпический воитель, а тот "вечный солдат", которого мы узнаем и сегодня в рассказах Киплинга или романах Уилбура Смита.

Он лююбил девушку по имени Необула, дочь Ликамба. Ликамб отказал ему в руке дочери. Архилох взялся за второе любимое оружие - поэзию. По легенде, сатирические стихи на Ликамба и Необулу стали так популярны, что те не смогли снести позора и покончили с собой. Что поделаешь, античность не знала рыцарства.

Архилох погиб в боях за остров Наксос. По легенде, боги через дельфийского оракула дали понять, что причисляют его к лику героев.

Исправляюсь

Короче, говорим тут о женщинах в литературе :).