![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Боже, я люблю Корнуэлла-2
Jan. 16th, 2011 11:50 amВпечатление такое, что он нарочно бросил вызов "пароконным мортиркам":
Лейтенант был очень молод, настолько, что Виллар задался вопросом, начал ли Пеллетье бриться. К тому же он был худой, как палка, и его белые лосины, белый жилет и короткий тёмно-синий мундир висели на нём, как тряпьё на чучеле. Тощая шея торчала из жёсткого синего воротника, на длинном носу красовались очки с толстыми линзами, придававшими ему вид несчастной, полудохлой от голода рыбы. С истинно рыбьим хладнокровием Пеллетье повернулся к своему сержанту:
- Двухфунтовым на двенадцать градусов, верно? Если мы приблизимся примерно до трёхсот пятидесяти toise?
- Toise? – Бригадир знал, что стрелки пользовались старыми единицами измерения, в которых он не разбирался. - Какого черта вы не говорите по-французски?
- Триста пятьдесят toise? Это примерно…, - Пеллетье замялся, производя подсчёты.
- Шестьсот восемьдесят метров, - встрял его сержант, столь же худой, бледный и молодой.
- Шестьсот восемьдесят два, - уточнил Пеллетье.
- Триста пятьдесят toise? - вслух размышлял сержант. – Двухфунтовым зарядом? На двенадцать градусов? Думаю, получится, мсье.
- Может быть, - пробормотал Пеллетье и повернулся к бригадиру. – Цель высоко, мсье.
- Я знаю, что высоко, - с сарказмом заметил Виллар. – Это ведь холм.
- Сложилось мнение, что гаубицы замечательно поражают цели на высотах, - продолжил Пеллетье, игнорируя сарказм Виллара. – На самом деле угол подъёма ствола у гаубицы чуть больше двенадцати градусов от горизонтали. Мортира имеет угол подъёма значительно больше, но, наверное, ближайшая мортира есть лишь в Опорто.
- Я хочу всего лишь, чтобы эти ублюдки сдохли! – прорычал Виллар, и вдруг ему на память пришло кое-что ещё. – А почему не трёхфунтовый заряд? Артиллерия использовала трёхфунтовые заряды при Аустерлице.
Он хотел добавить: «Ещё до вашего рождения», но сдержался.
Сержант-артиллерист был настолько поражён невежеством бригадира, что выпучил глаза, но Пеллетье понял причину его недоумения и попытался объяснить доступно:
- Только двухфунтовый. Эта гаубица из Нанта, мсье. Отлита в Средневековье, до революции, и качество отливки просто ужасное. Её напарница взорвалась три недели назад, мсье, и убила двух человек в расчёте. В металле был воздушный пузырь. Я же говорю – ужасное качество отливки. Из неё небезопасно стрелять зарядами свыше двух фунтов.
Гаубицы обычно развертывались в парах, но произошедший за три недели до этого взрыв оставил Пеллетье с единственной гаубицей в батарее. Это была странная, словно игрушечная пушка, взгромоздившаяся на несоразмерно большой для неё лафет: ствол длиной всего в двадцать восемь дюймов торчал между колесами, высотой в человеческий рост. Зато это орудие могло то, на что не были способны другие полевые орудия: стреляло высокой дугой. Ствол полевого орудия редко поднимался больше, чем на один-два градуса от горизонтали, и его ядро летело по пологой траектории, а гаубица выстреливала заряды высоко вверх, и они летели вниз на врага. Её предназначение состояло в том, чтобы поражать оборонительные укрепления или вести огонь поверх голов пехоты. Гаубицы никогда не стреляли твёрдыми зарядами. Ядро, выпущенное из обычного полевого орудия, ударяясь о землю, подпрыгивало, летело дальше, и даже после четвёртого или пятого удара о землю всё ещё обладало достаточной силой удара, чтобы искалечить или убить. Выпущенное же в воздух и упавшее потом на землю ядро, вероятнее всего, просто зарылось бы в грунт и не нанесло никакого другого повреждения. Гаубицы стреляли зарядами, заключёнными в оболочку, которые взрывались при ударе о землю.
- Дважды по сорок девять, мсье, потому что у нас с собой и боезапас взорвавшейся гаубицы, - ответил Пеллетье, когда Виллар спросил его, сколько зарядов у него в наличии. - Девяносто восемь разрывных снарядов и двадцать два снаряда с картечью. Двойной боезапас!
- Забудьте про картечь! – приказал Виллар.
Картечь, мелкая, как дробь для утиной охоты, применялась для поражения живой силы на открытых пространствах, а не для пехоты, укрывшейся среди скал.
- Забросайте снарядами ублюдков. Если понадобятся ещё боеприпасы, мы привезём ещё. Но вам они не понадобятся, потому что вы уничтожите ростбифов, не так ли? – добавил Виллар недобро.
- Мы здесь именно для этого, - с удовлетворением заявил Пеллетье. – И, со всем моим уважением, мсье, пока мы здесь беседуем, ни одна англичанка не овдовеет. Лучше я поищу место развёртывания орудия, мсье. Сержант! Лопаты!
- Зачем лопаты? – спросил Виллар.
- Нужно выровнять основание, сэр, - ответил Пеллетье. – Видите ли, Бог не думал об артиллеристах, когда творил мир. Он создал слишком много камней и слишком мало ровных мест. Но мы исправляем его недоделки.
Лейтенант был очень молод, настолько, что Виллар задался вопросом, начал ли Пеллетье бриться. К тому же он был худой, как палка, и его белые лосины, белый жилет и короткий тёмно-синий мундир висели на нём, как тряпьё на чучеле. Тощая шея торчала из жёсткого синего воротника, на длинном носу красовались очки с толстыми линзами, придававшими ему вид несчастной, полудохлой от голода рыбы. С истинно рыбьим хладнокровием Пеллетье повернулся к своему сержанту:
- Двухфунтовым на двенадцать градусов, верно? Если мы приблизимся примерно до трёхсот пятидесяти toise?
- Toise? – Бригадир знал, что стрелки пользовались старыми единицами измерения, в которых он не разбирался. - Какого черта вы не говорите по-французски?
- Триста пятьдесят toise? Это примерно…, - Пеллетье замялся, производя подсчёты.
- Шестьсот восемьдесят метров, - встрял его сержант, столь же худой, бледный и молодой.
- Шестьсот восемьдесят два, - уточнил Пеллетье.
- Триста пятьдесят toise? - вслух размышлял сержант. – Двухфунтовым зарядом? На двенадцать градусов? Думаю, получится, мсье.
- Может быть, - пробормотал Пеллетье и повернулся к бригадиру. – Цель высоко, мсье.
- Я знаю, что высоко, - с сарказмом заметил Виллар. – Это ведь холм.
- Сложилось мнение, что гаубицы замечательно поражают цели на высотах, - продолжил Пеллетье, игнорируя сарказм Виллара. – На самом деле угол подъёма ствола у гаубицы чуть больше двенадцати градусов от горизонтали. Мортира имеет угол подъёма значительно больше, но, наверное, ближайшая мортира есть лишь в Опорто.
- Я хочу всего лишь, чтобы эти ублюдки сдохли! – прорычал Виллар, и вдруг ему на память пришло кое-что ещё. – А почему не трёхфунтовый заряд? Артиллерия использовала трёхфунтовые заряды при Аустерлице.
Он хотел добавить: «Ещё до вашего рождения», но сдержался.
Сержант-артиллерист был настолько поражён невежеством бригадира, что выпучил глаза, но Пеллетье понял причину его недоумения и попытался объяснить доступно:
- Только двухфунтовый. Эта гаубица из Нанта, мсье. Отлита в Средневековье, до революции, и качество отливки просто ужасное. Её напарница взорвалась три недели назад, мсье, и убила двух человек в расчёте. В металле был воздушный пузырь. Я же говорю – ужасное качество отливки. Из неё небезопасно стрелять зарядами свыше двух фунтов.
Гаубицы обычно развертывались в парах, но произошедший за три недели до этого взрыв оставил Пеллетье с единственной гаубицей в батарее. Это была странная, словно игрушечная пушка, взгромоздившаяся на несоразмерно большой для неё лафет: ствол длиной всего в двадцать восемь дюймов торчал между колесами, высотой в человеческий рост. Зато это орудие могло то, на что не были способны другие полевые орудия: стреляло высокой дугой. Ствол полевого орудия редко поднимался больше, чем на один-два градуса от горизонтали, и его ядро летело по пологой траектории, а гаубица выстреливала заряды высоко вверх, и они летели вниз на врага. Её предназначение состояло в том, чтобы поражать оборонительные укрепления или вести огонь поверх голов пехоты. Гаубицы никогда не стреляли твёрдыми зарядами. Ядро, выпущенное из обычного полевого орудия, ударяясь о землю, подпрыгивало, летело дальше, и даже после четвёртого или пятого удара о землю всё ещё обладало достаточной силой удара, чтобы искалечить или убить. Выпущенное же в воздух и упавшее потом на землю ядро, вероятнее всего, просто зарылось бы в грунт и не нанесло никакого другого повреждения. Гаубицы стреляли зарядами, заключёнными в оболочку, которые взрывались при ударе о землю.
- Дважды по сорок девять, мсье, потому что у нас с собой и боезапас взорвавшейся гаубицы, - ответил Пеллетье, когда Виллар спросил его, сколько зарядов у него в наличии. - Девяносто восемь разрывных снарядов и двадцать два снаряда с картечью. Двойной боезапас!
- Забудьте про картечь! – приказал Виллар.
Картечь, мелкая, как дробь для утиной охоты, применялась для поражения живой силы на открытых пространствах, а не для пехоты, укрывшейся среди скал.
- Забросайте снарядами ублюдков. Если понадобятся ещё боеприпасы, мы привезём ещё. Но вам они не понадобятся, потому что вы уничтожите ростбифов, не так ли? – добавил Виллар недобро.
- Мы здесь именно для этого, - с удовлетворением заявил Пеллетье. – И, со всем моим уважением, мсье, пока мы здесь беседуем, ни одна англичанка не овдовеет. Лучше я поищу место развёртывания орудия, мсье. Сержант! Лопаты!
- Зачем лопаты? – спросил Виллар.
- Нужно выровнять основание, сэр, - ответил Пеллетье. – Видите ли, Бог не думал об артиллеристах, когда творил мир. Он создал слишком много камней и слишком мало ровных мест. Но мы исправляем его недоделки.
