Толкиен ожил

Они как-то спускаются в подвал, причем и те и другие все время минируют какие-то входы и выходы, но минируют так, что уже никто не помнит, что где стоит просто. Но сепаратисты, как какие-то духи: они там обходят, они выпрыгивают. Недавно один сепаратист – вот при мне – выскочил на балкон внутри второго этажа и с балкона из гранатомета «Муха» запустил вот эту «муху» во вход главного штаба этих самых десантников, и снаряд разорвался прямо над входом. Все упали, всех обсыпало. Если бы он разорвался внутри, все бы там погибли, а там просто была у всех контузия, включая меня. И тут же человек, десантник, которого звали Бэтмен – он и выглядит как Бэтмен – он кинул туда гранату, граната не долетела, она взорвалась там, где-то возле балкона – все опять попадали на землю. И, вообще, все, что там происходит, начиная с того, как все это выглядит, как выглядит этот аэропорт – это просто какое-то эпическое… Такое ощущение, что это какой-тоfilmset, потому что не может быть такого в реальной жизни! Это сейчас выйдет Спилберг и скажет: «Снято!». Потому что настолько руинированные руины, настолько руинированное все это летное поле вокруг, настолько разгромлены все… Это как дворец съездов, только без съездов и без стекла и с погнутыми, искривленными, обожженными рамами. Там нет ни одного квадратного метра, который не был бы пробит десятками пуль. Там пулевые отверстия везде: потолок весь пробит, стены все пробиты. Там внутри все время тьма: днем полутьма, вечером абсолютная тьма. Если днем еще люди включают какие-то фонарики, генераторы, что-то заряжают… батарейки, то ночью полный режим выключения всего: никакого фонарика, никаких сигарет – снайпер стреляет на третью затяжку. И, когда они начинают набивать свои магазины для автоматов, не действительно бог, чтобы кто-то пропустил трассер и зарядил автомат трассирующей пулей. Они не стреляю трассирующими пулями. У них юмор такой: «Мы стреляем только трассирующими холостыми.

И еще, конечно, лишения в этом аэропорту страшные, холод собачий, никаких буржуек там нет, везде сквозняки. Все чихают, все кашляют, отогреться нигде нельзя. Единственно, что они могут себе позволить, это горячий чай на примусах. И чайники такие черные-черные. Все в абсолютном мраке, все в абсолютном сумраке. Туалет – он везде, где тебе повезет и тебя не убьют – вот как то так. Но по-большому давно уже практически никуда не ходят и запаха нет, потому что люди не едят. Они питаются своим адреналином. У всех вот такие вот глаза… Когда я потом сделал фотографии… - ну, старенький уже, вижу хреново – посмотрел потом фотографии на кюре – я поразился, какие у людей глаза. Вот нельзя снять в такой обстановке какой-то «левый» кадр, нельзя снять постановку. Там все время экшен, там все время настоящие глаза, там все время настоящее внутреннее состояние героев. И, конечно, это такое эпическое произведение, это какое-то эпическое событие, это какой-то оживший Толкиен, который мне никогда не нравился, какой-то LordoftheRings, потому что в этой книге нет юмора, там какая-то идиотская фабула: какое-то абсолютное добро борется с абсолютным злом. И вот здесь наконец этот Толкиен для меня ожил. Я увидел, что, действительно, достаточно абсолютное добро вот в этом аэропорте, который защитить нельзя, который защищать не нужно, борется с абсолютным злом, с этими орками, которые со всех сторон окружают этот аэропорт и долбят его «Градами», минометами и так далее.