К грядущему юбилею "Оранжевой революции"...

Как-то незадолго до выборов коррехидор Макондо возвратился из своей очередной поездки, серьезно озабоченный политическим положением в стране. Либералы готовились развязать войну. Поскольку в ту пору Аурелиано имел весьма туманное представление о консерваторах и либералах, тесть простыми словами изложил ему, в чем состоит разница между этими партиями. Либералы, говорил он, - это фасоны, скверные люди, они стоят за то, чтобы отправить священников на виселицу, ввести гражданский брак и развод, признать равенство прав законнорожденных и незаконнорожденных детей и, низложив верховное правительство, раздробить страну - объявить ее федерацией. В противоположность им консерваторы - это те, кто получил бразды правления непосредственно от самого Господа Бога, кто ратует за устойчивый общественный порядок и семейную мораль, защищает Христа, основы власти и не хочет допустить, чтобы страна была раскромсана. Из чувства человечности Аурелиано симпатизировал либералам во всем, что касалось прав незаконнорожденных детей, но не мог понять, зачем нужно впадать в крайности и развязывать войну из-за чего-то такого, что нельзя потрогать руками. Ему показалось чрезмерным усердие тестя, затребовавшего на время выборов в лишенных всяких политических страстей городок шесть вооруженных винтовками солдат с сержантом во главе. Солдаты не только прибыли, но обошли все дома и конфисковали охотничьи ружья, мачете и даже кухонные ножи, а затем раздали мужчинам старше двадцати одного года голубые листки с именами кандидатов консерваторов и розовые - с именами кандидатов либералов. В субботу, накануне выборов, дон Аполинар Москоте лично огласил декрет, запрещавший, начиная с полуночи и в течение сорока восьми часов, торговать спиртными напитками и собираться группами числом более трех человек, если это не члены одной семьи.
Выборы прошли спокойно. В воскресенье, в восемь часов утра, на площади была установлена деревянная урна под охраной шести солдат. Голосование было совершенно свободным, в чем Аурелиано мог убедиться сам - почти весь день он простоял рядом с тестем, следя, чтобы никто не проголосовал больше одного раза.
В четыре часа дня барабанная дробь возвестила о конце голосования, и дон Аполинар Москоте опечатал урну ярлыком со своей подписью. Вечером, сидя за партией в домино с Аурелиано, он приказал сержанту сорвать ярлык и подсчитать голоса. Розовых бумажек было почти столько же, сколько голубых, но сержант оставил только десять розовых и пополнил недостачу голубыми.
Потом урну опечатали новым ярлыком, а на следующий день чуть свет отвезли в главный город провинции.
"Либералы начнут войну", - сказал Аурелиано. Дон Аполинар даже не поднял взгляда от своих фишек. "Если ты думаешь, что из-за подмены бюллетеней, то нет, - возразил он. - Ведь немного розовых в урне осталось, чтобы они не смогли жаловаться". Аурелиано уяснил себе все невыгоды положения оппозиции. "Если бы я бы либералом, - заметил он, - я бы начал войну из-за этой истории с бумажками". Тесть поглядел на него поверх очков.
- Ай, Аурелиано, - сказал он, - если бы ты был либералом, ты бы не увидел, как меняют бумажки, будь ты хоть сто раз моим зятем.
Возмущение в городе вызвали не результаты выборов, а отказ солдат вернуть отобранные ножи и охотничьи ружья. Женщины попросили Аурелиано добиться через тестя возвращения хотя бы кухонных ножей. Дон Аполинар Москоте объяснил ему под большим секретом, что солдаты увезли конфискованное оружие как вещественное доказательство подготовки либералов к войне.
Цинизм этого заявления встревожил Аурелиано. Он промолчал, но когда однажды вечером Геринельдо Маркес и Магнифико Висбаль, обсуждая в кругу друзей историю с кухонными ножами, спросили, кто он, либерал, или консерватор, Аурелиано не колебался ни минуты.
- Если обязательно надо быть кем-то, то я лучше буду либералом, потому что консерваторы мошенники.

Г. Г. Маркес, "Сто лет одиночества".

А если кто-то думает, что я "Оранжевой революцией" сильно очарована - пусть прочтет книгу Маркеса дальше, от указанного места до середины.

А самое отвратительное вот в этом

http://blau-kraehe.livejournal.com/585645.html

знаете, что?

То, что пишет это человек, живущий в Германии на "социалку". За счет проклятых империаллистов. Который, если бы не perestroika и открытие границ, давно бы повесился на собственном лифчике в своем Челябинске - в голодные 90-е, с сыном, у которого Аспергер-синдром и мужем, который двумя руками свою жопу найти не мог.

Когда-то в юности у меня были стихи, из которых я запомнила только четыре строчки:

Но, живя подаянием, клясть богатство -
Это, друзья, извините, блядство.
Лучше, ей-Богу, в "Белое братство",
Чем с вами - в одну упряжку.

Запоздалое

Задала забегающему периодически лурьисту, любящему порассуждать об обОженной плоти Христовой, аццкий вопрос: был ли обожен вместе со всей плотью и МПХ Господа нашего.

Парень, похоже, завис.

А ведь тема-то архиинтересная в свете богословия.

Вот в эту субботу мы с кумой за рюмкой чая разглядывали альбом картин Дрезденской галереи. Ясное дело, полно картин эпохи Возрождения на библейские сюжеты, среди них превалируют разнообразные Мадонны, которые держат на руках маленьких Младенцев, и у этих Младенцев, и у Иоаннчиков Крестителей тоже нежного возраста, которые нередко на картинах присутствуют, часто выписаны трогательные такие писюнчики. Ну как у всех обычных мальчишек ясельного возраста. Крестик, нимбик - и писюнчик.

Все-таки в старину к ряду вопросов подходили как-то более здраво. Не видя ничего плохого в том, что Господь наш устроен как все мальчики. То есть да, были психованные монашки, которые утверждали, что половое размножение людей Господь организовал по случаю грехопадения, а до этого предусматривался какой-то иной вариант. Мир их праху, тогда физиологию знали достаточно плохо, чтобы питать иллюзии на этот счет. Но теология-то вполне уже была развита. Если Господь провидел грехопадение, так зачем было мудрить с лишней парой половых органов? Ну вот Он и не стал. Получите и распишитесь: у мальчиков пенис, у девочек вагина. Если плоть человеческая может быть обожена, то пенис и вагина могут быть обожены тоже.

Если что и свидетельствует о греховной поврежденности человека - то именно ужас и отвращение, сопутствующие нередко теме продолжения рода. Людям страшно помыслить о том, что у Девы Марии были половые губы и Господь, появляясь на свет, раздвинул их головенкой - вовсе не потому, что эти люди страшно благочестивы, а потому что мысль о собственных половых губах или собственном пенисе бросает их в холодный пот. Почему? Почему не мысль о губах, руках, глазах, пальцах ног или даже заднице? Почему Адама и Еву переколбасило, когда они увидели, что они наги? Они ведь не открыли уродство, безобразие, мерзость какую-то - они остались такими же, как и прежде, но просто внезапно увидели, что они наги. Что было не так?

Я думаю, "не так" было то, что каждый открыл другого, причем другого как _чужака_. Поступок Адама, который он совершает, отвечая перед Богом - деяние настоящего нравственного падения, позорной трусости - показывает, что он видит в Еве чужую. За _свою_ женщину он бы ответил, принял ее вину на себя, пожертвовал собой - но Ева после грехопадения стала ему чужой.

Почему? Потому что не такая, как он? Да нет, что она устроена иначе, он и раньше прекрасно знал. Тогда в чем было дело?

Давайте еще раз окинем собственное тело мысленным взором. Оно все и все в нем устроено так, чтобы служить _мне_. Желудок переваривает _мою_ пищу, мозг думает _мои_ мысли, печень восстанавливает _мои_ кровяные тельца... И только яичники - я ведь сейчас думаю о своем теле, а я женщина, так? - только яичники производят клетки для Другого. Для ребенка, который будет совершенно отдельным, автономным от меня существом, другим по отношению ко мне. Лично мне они ни к чему, их можно удалить - и мое здоровье не ухудшится (ну, скажем - жизненно важные функции не пострадают), матку можно удалить - и не изменится, по большому счету, ничего. То же самое можно сказать о мужчинах - ну, удалим хирургическим путем яички, и что? Ничего, при гормональной терапии даже механическая часть половой функции сохранится (стоять будет, проще говоря). А и не сохранится - это не помешает мужчине работать, мыслить, получать все остальные удовольствия от жизни... Половые органы, получается, нужны мужчине опять же не для себя, а для Другого - для ребенка, который появится на свет из оплодотворенной яйцеклетки; для женщины, которой предстоит эту яйцеклетку выносить в себе, для того, чтобы ввести семя в женщину (оставим любовь-морковь пока в стороне, будем говорить чисто о механической стороне вопроса).

Поэтому и сами половые органы воспринимаются отчасти как частичка Другого, как агент Другого, уже существующий в твоем организме. К девочкам это ощущение приходит позже, потому что они свою вагину не ощущают и не видят. Если в семье есть брат, достаточно близкий по возрасту, чтобы купаться вместе, девочка может зафиксировать разницу - но скорее всего она придет к выводу, что у ее просто нет пениса, а что есть своя какя-то особая штука - она это поймет гораздо позже.

А вот мальчики могут видеть и исследовать пенис, и довольно рано сталкиваются с его "своеволием" - то он набрякнет ни с того ни с сего, то начинает доставлять странные ощущения... Это странная штука, которая как бы и часть меня - и в то же время сама по себе. Назначение ее вроде бы понятно - избавляться от лишней жидкости. Но вот эти проявления "своеволия" с понятным назначением не имеют ничего общего.

А когда понятное назначение доводят до сознания мальчика - он оказывается перед тем же фактом: этот орган предназначен Другому. Другой, вернее.

Половой орган - зримое свидетельство тому, что никто из нас не принадлежит одному себе и только себе. Вот почему Адам и Ева после грехопадения поспешили прикрыться фиговыми листками. Они попытались убрать свидетеля. Замазать улику.

Средневековые теологи думали о людях слишком хорошо, когда предполагали, что Адам и Ева первым делом кинулись заниматься любовью. Готова спорить на что угодно: они для начала шарахнулись друг от друга по кустам. Обособленное "я" каждого из них криком кричало, что Другой отныне - чужой, а принадлежать чужому - позорно, и то, что свидетельствует о разделении и чуждости, отныне должно быть скрыто от глаз. Чтобы заняться любовью, они должны были заново созреть.

Чувство стыда тесно связано с чувством страха. Я бы сказала, что стыд - это прокисший страх, как уксус - прокисшее вино. Нам стыдно бывает, когда кто-то обнаруживает нас не такими, какими мы хотели бы предстать перед людьми. Пока этого не произошло - нам страшно, а когда уже случилось - стыдно. Неважно пока, идет ли речь о чистоте одежд или чистоте душевной. Не стыдно только в двух случаях, противоположных как свет и тьма: когда мы опустились настолько, что расхождение между образом "должного себя" и реальным собой исчезло начисто вместе с образом "должного себя" - или когда слияние с образом "должного себя" стало полным. Спокойствие голого человека перед одетым может быть спокойствием вдребезги пьяного Ноя (или ребенка, или дикаря, или раба, загнанного в полуживотное состояние) - а может быть спокойствием Христа, вышедшего из гробницы и увидевшего Марию Магдалину. В первом случае чувства стыда нет, потому что нет созерцания "должного себя". Во втором - потому что стыдиться нечего: если ты тот, каким должен быть, то ты и голый остаешься таким же.

Почему же столь многих людей смущает своя или чужая нагота, созерцание своих или чужих половых органов?

Видимо, потому что для многих и многих "идеальный я, должный я" - то же, что "абсолютно самодостаточный я". Как уже было сказано выше, эту иллюзию трудно хранить, видя или ощущая в своем теле то, что разоблачает твою самодостаточность на корню. Вейнингер оченно сокрушался, что идеальные линии мужской фигуры портит "окаянный отросток". Так красиво все, понимаешь, так гладенько - и тут... висит. Ять. Зараза.

Многие женщины засвидетельствуют отсутствие стыда в постели с любимым (и это важно - с любимым!) мужчиной. Мы отвергаем свою самодостаточность - и у нас не возникает ощущения, что мы делаем что-то плохое. Думаю, грань между правильным стыдом и стыдом ханжеским проходит именно здесь: правильный стыд угасает там, где он неуместен. Ханжеский стыд преследует человека везде, потому что претендует на все. Его источник - тот самый беспредельный эгоизм, который лежал в основе первого греха и породил отчуждение ангелов, а затем и людей. Если плоть свидетельствует о необходимости самоотдачи - ханжа проклинает плоть. Для него аскеза - не способ самоотдачи _еще более полной_ (Христос предназначил Другим ВСЕ свое тело), а способ утвердить "я" и "мое" в той сфере, где это - грех, где каждый должен принадлежать другому.

Если принять это за точку отсчета - то становится понятной и неприязнь, которую разные культуры в разное время испытывали к проституции и гомосексуальности. Проституция вносит потребление туда, где должна быть если не любовь, то хотя бы дружба. Гомосексуальность - это попытка любить Другого не как Другого - а как вариант себя. Вот почему абсолютное большинство гомосексуальных романов заканчивается крахом: рано или поздно любовники обречены осознать и прочувствовать тот факт, что Другой все-таки остается Другим, и с этим ничего не сделаешь.