![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Feb. 21st, 2009
Деяния государыни Гинран-2
Feb. 21st, 2009 08:57 pmУправляющим Палатой Высокого Учения при императрице Гинран был великий ученый Энгао Тун. Он часто с неодобрением высказывался о прежней проофессии Государыни, и его недоброжелатели о том доносили. На третий год правления перед началом всеобщих экзаменов среброликая Гинран вызвала туна к себе и гневно спросить изволила:
- Неуемный ты старик, отчего тебе покоя не дает мое прошлое? Уммэй счел, что я для престола достаточно хороша, отчего же я недостаточно хороша для тебя?
- Перед волей Уммэя склоняюсь, но от своих слов не отступлюсь, - твердо сказал старик. - Никогда не говорил я о том, что не приемлю на престоле вас, государыня, но за то лишь вас порицал, что вы не взяли себе пристойного тронного имени, предпочли сохранить позорную кличку. Теперь девицы из красных башенок дерзают говорить: "В нашем занятии ничего постыдного нет, если сама Государыня не пожелала расстаться с прозвищем певички".
- Что же постыдного, по-твоему, в этом занятии? - нахмурилась государыня.
- Не хуже ничтожного слуги своего имератрица знает ответ на этот вопрос, - без страха ответил ученый. - Главное, что делает занятие певички постыдным - ложь. Чтобы выманить деньги у гостя, веселая девица рассыпает лесть без конца и края. В постели она притворяется, будто обрела неземное блаженство и плетет россказни о любви. Каков бы нибыл гость - любой его порок будет назван добродетелью и воспет гетерой: жестокого назовут сильным и отважным, подлого - хитроумным, транжиру - щедрым, глупца - честным, труса - осторожным. Не только словом лжет гетера: она белится и румянится, чтобы обмануть глаз. Двенадцатилетние девочки красятся, чтобы сойти за пятнадцатилетних, сорокалетние румянятся, приворяясь двадцатилетними. Ложь распространяется из "красной башенки" как пожар: гость, истратив в веселом доме слишком много, дома лжет жене или родителям, что был ограблен по дороге или потерял деньги; затем он сравнивает свою жену или невесту с гетерой и находит, что у его женщины руки слишком грубы, а разговоры - плоски, что в искусстве любви она не сильна, не умеет играть на цитре и слагать стихи. Тогда начинает он испытывать к жене неприязнь - и снова лжет, скрывая это. Многие, не в силах расстаться с гетерой, растрачивают свои сбережения и влезают в долги. Иные, не в силах и после этого прекратить, идут на преступление. Так ложь вырастает во вражду - и это второе постыдное деяние, чинимое веселыми девицами; а ведь и между ними не прекращается вражда и соперничество. Вам ли не знать, государыня, сколько козней строится под червлеными крышами. И третий постыдный грех веселых девиц - детоубийство и продажа детей в рабство: от этого в красных домиках заводятся и хоммэ...
- Убирайся, скверноротый ворон! - закричала тут Государыня, бросилась на старика-ученого, сорвала с него пятиугольную шапочку и растоптала, после чего, роняя алмазные слезы и закрывая серебряный лик рукавами, выбежала из зала. Ученый лишь поклонился ей всред ти тихо проговорил:
- Государыня дурно воспитана, но сердце у нее доброе.
Министр Кэнь, видевший это, решил, что теперь настал его день, и во главе Палаты Высокого Учения встанет его племянник, да и все остальные были убежены, что завтра, если не сегодня, государыня подпишет отставку Энгао. Однако госыдарыня, поплакав в саду, изволила позвать к себе секретаря Шуна, Первого Министра Мо-э и Тосая, коим и огласила свою благоуханную волю:
- Не желаю, чтобы в Срединной державе, под сенью драконовых крыл, распространялись ложь, вражда, злое колдовство и тайные убийства детей. Энгао - козлобородый ханжа, но все им сказанное - правда. Подготовьте же указ о запрете на торговлю страстью. Пусть не слышен будет в Империи плач девочек и мальчиков, продаваемых сладострастникам, и жен, разоренных сластолюбивыми мужьями. Пусть не видно будет лживых улыбок и фальшивой юности на увядших щеках. Пусть не смеют хозяйки заставлять девиц вытравливать плод из чрева.
Тосай, Мо-Э и Шун поклонились и удалились готовить указ. Через неделю Государыня приложила к нему агатовую печать и спросила птицу Киши:
- Как ты думаешь, теперь меньше слез будет проливаться на земле Дракона?
Птица кивнула головкой и радостно запела; надежды же министра Кэня не оправдались: Энгао по-прежнему заведовал Палатой Высокого Знания. Государыня написала извинения и послала их с подарками, кои ученый изволил принять - однако больше его не приглашали во дворец ни разу.
Прошло некоторое время - и птица Киши опечалилась. Потускнели ее перья, пропал голос.
- Что случилось? - спросила государыня. Птица обернулсь человеком и ответила:
- Не знаю, почему, но в Пространной горя стало больше.
Государыня повелела вызвать к себе Тосая, и попросила обхяснений. Тот преклонил колена и подал доклад. По тому, как слежались листы, было видно, что доклад подготовлен уже давно.
В докладе говорилось, что из-за указа о запрете красных башенок в стране начался непокой. Заведения не прекратили своей деятельности, но стали прятаться теперь, маскируясь то под бани, то под кабачки или питейные домики. Если прежде каждая девица носила знак своей профессии, то теперь трудно стало распознать торговку плотью, из-за чего иной раз искатели приключений подвергали оскорблениям замужних женщин и невинных девушек, а веселые красотки частенько не получали теперь обещанной платы, ибо гости начинали угрожать им судом. Прежде каждая из девиц могла найти управу в суде на гостя отказавшегося платить, теперь сами они вынуждены были скрыватся, обманщики же хвалились своей ловкостью. Служители порядка, как правило, знали, кто в их квартале промышляет своим телом - но за мзду закрывали на это глаза. Где раньше была одна ложь - там сделалось три или четыре. И вражда нисколько не уменьшилась - как и во вской подпольной торговле, между покупателем и продавцом теперь установилось недоверие. Девицы же в сокровенных заведениях стали и вовсе бесправны. Любое насилие, которое раньше можно было преследовать по суду, терпели они теперь молча. Те из них, кто беременел от гостя, прежде не всегда убивали плод, в надежде продать ребенка - теперь же дитя погибало в трех случаях из четырех. Так и ложь, и вражда, и убийсива возросли - и государыня, прочитав доклад, ужаснулась. Немедленно позвала она Шуна и велела объявить об отмене указа; Тосая же спросила:
- Ты ведь знал, чем кончится дело, с саомго начала?
- Да, - сказал Тосай.
- Отчего же не знал Учитель Энгао?
- Оттого, что он старый ханжа. Он слишком пестует свою чистоту, чтобы представить себе, каков ход мыслей у тех мерзавцев, что содержат веселые дома.
- Я знаю, каков ход их мыслей - отчего же я была так глупа? - спросила Государыня.
- Вы не глупы - у вас доброе сердце. Оно мешало вам прислушаться к собственной памяти.
- А отчего ты не подал мне этот доклад раньше?
- Оттого, что в вас говорило сострадание, а когда в вас говорит сострадание, вы слушаете только его и птицу Киши. Меня бы вы не услышали.
- Неуемный ты старик, отчего тебе покоя не дает мое прошлое? Уммэй счел, что я для престола достаточно хороша, отчего же я недостаточно хороша для тебя?
- Перед волей Уммэя склоняюсь, но от своих слов не отступлюсь, - твердо сказал старик. - Никогда не говорил я о том, что не приемлю на престоле вас, государыня, но за то лишь вас порицал, что вы не взяли себе пристойного тронного имени, предпочли сохранить позорную кличку. Теперь девицы из красных башенок дерзают говорить: "В нашем занятии ничего постыдного нет, если сама Государыня не пожелала расстаться с прозвищем певички".
- Что же постыдного, по-твоему, в этом занятии? - нахмурилась государыня.
- Не хуже ничтожного слуги своего имератрица знает ответ на этот вопрос, - без страха ответил ученый. - Главное, что делает занятие певички постыдным - ложь. Чтобы выманить деньги у гостя, веселая девица рассыпает лесть без конца и края. В постели она притворяется, будто обрела неземное блаженство и плетет россказни о любви. Каков бы нибыл гость - любой его порок будет назван добродетелью и воспет гетерой: жестокого назовут сильным и отважным, подлого - хитроумным, транжиру - щедрым, глупца - честным, труса - осторожным. Не только словом лжет гетера: она белится и румянится, чтобы обмануть глаз. Двенадцатилетние девочки красятся, чтобы сойти за пятнадцатилетних, сорокалетние румянятся, приворяясь двадцатилетними. Ложь распространяется из "красной башенки" как пожар: гость, истратив в веселом доме слишком много, дома лжет жене или родителям, что был ограблен по дороге или потерял деньги; затем он сравнивает свою жену или невесту с гетерой и находит, что у его женщины руки слишком грубы, а разговоры - плоски, что в искусстве любви она не сильна, не умеет играть на цитре и слагать стихи. Тогда начинает он испытывать к жене неприязнь - и снова лжет, скрывая это. Многие, не в силах расстаться с гетерой, растрачивают свои сбережения и влезают в долги. Иные, не в силах и после этого прекратить, идут на преступление. Так ложь вырастает во вражду - и это второе постыдное деяние, чинимое веселыми девицами; а ведь и между ними не прекращается вражда и соперничество. Вам ли не знать, государыня, сколько козней строится под червлеными крышами. И третий постыдный грех веселых девиц - детоубийство и продажа детей в рабство: от этого в красных домиках заводятся и хоммэ...
- Убирайся, скверноротый ворон! - закричала тут Государыня, бросилась на старика-ученого, сорвала с него пятиугольную шапочку и растоптала, после чего, роняя алмазные слезы и закрывая серебряный лик рукавами, выбежала из зала. Ученый лишь поклонился ей всред ти тихо проговорил:
- Государыня дурно воспитана, но сердце у нее доброе.
Министр Кэнь, видевший это, решил, что теперь настал его день, и во главе Палаты Высокого Учения встанет его племянник, да и все остальные были убежены, что завтра, если не сегодня, государыня подпишет отставку Энгао. Однако госыдарыня, поплакав в саду, изволила позвать к себе секретаря Шуна, Первого Министра Мо-э и Тосая, коим и огласила свою благоуханную волю:
- Не желаю, чтобы в Срединной державе, под сенью драконовых крыл, распространялись ложь, вражда, злое колдовство и тайные убийства детей. Энгао - козлобородый ханжа, но все им сказанное - правда. Подготовьте же указ о запрете на торговлю страстью. Пусть не слышен будет в Империи плач девочек и мальчиков, продаваемых сладострастникам, и жен, разоренных сластолюбивыми мужьями. Пусть не видно будет лживых улыбок и фальшивой юности на увядших щеках. Пусть не смеют хозяйки заставлять девиц вытравливать плод из чрева.
Тосай, Мо-Э и Шун поклонились и удалились готовить указ. Через неделю Государыня приложила к нему агатовую печать и спросила птицу Киши:
- Как ты думаешь, теперь меньше слез будет проливаться на земле Дракона?
Птица кивнула головкой и радостно запела; надежды же министра Кэня не оправдались: Энгао по-прежнему заведовал Палатой Высокого Знания. Государыня написала извинения и послала их с подарками, кои ученый изволил принять - однако больше его не приглашали во дворец ни разу.
Прошло некоторое время - и птица Киши опечалилась. Потускнели ее перья, пропал голос.
- Что случилось? - спросила государыня. Птица обернулсь человеком и ответила:
- Не знаю, почему, но в Пространной горя стало больше.
Государыня повелела вызвать к себе Тосая, и попросила обхяснений. Тот преклонил колена и подал доклад. По тому, как слежались листы, было видно, что доклад подготовлен уже давно.
В докладе говорилось, что из-за указа о запрете красных башенок в стране начался непокой. Заведения не прекратили своей деятельности, но стали прятаться теперь, маскируясь то под бани, то под кабачки или питейные домики. Если прежде каждая девица носила знак своей профессии, то теперь трудно стало распознать торговку плотью, из-за чего иной раз искатели приключений подвергали оскорблениям замужних женщин и невинных девушек, а веселые красотки частенько не получали теперь обещанной платы, ибо гости начинали угрожать им судом. Прежде каждая из девиц могла найти управу в суде на гостя отказавшегося платить, теперь сами они вынуждены были скрыватся, обманщики же хвалились своей ловкостью. Служители порядка, как правило, знали, кто в их квартале промышляет своим телом - но за мзду закрывали на это глаза. Где раньше была одна ложь - там сделалось три или четыре. И вражда нисколько не уменьшилась - как и во вской подпольной торговле, между покупателем и продавцом теперь установилось недоверие. Девицы же в сокровенных заведениях стали и вовсе бесправны. Любое насилие, которое раньше можно было преследовать по суду, терпели они теперь молча. Те из них, кто беременел от гостя, прежде не всегда убивали плод, в надежде продать ребенка - теперь же дитя погибало в трех случаях из четырех. Так и ложь, и вражда, и убийсива возросли - и государыня, прочитав доклад, ужаснулась. Немедленно позвала она Шуна и велела объявить об отмене указа; Тосая же спросила:
- Ты ведь знал, чем кончится дело, с саомго начала?
- Да, - сказал Тосай.
- Отчего же не знал Учитель Энгао?
- Оттого, что он старый ханжа. Он слишком пестует свою чистоту, чтобы представить себе, каков ход мыслей у тех мерзавцев, что содержат веселые дома.
- Я знаю, каков ход их мыслей - отчего же я была так глупа? - спросила Государыня.
- Вы не глупы - у вас доброе сердце. Оно мешало вам прислушаться к собственной памяти.
- А отчего ты не подал мне этот доклад раньше?
- Оттого, что в вас говорило сострадание, а когда в вас говорит сострадание, вы слушаете только его и птицу Киши. Меня бы вы не услышали.