![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Посмотрела "Мы были солдатами"
Mar. 10th, 2004 08:41 amВот, кто должен был бы играть Арала Форкосигана. Жаль, что он уже "слишком стар для этого дерьма".
Задумалась. Видимо, война - это действительно место, где все происходит чертовски быстро. Вот тебя выкинули из вертолета в незнакомой местности, со всех сторон простреливаемой - и крутись как хочешь. Кто-то погибает сразу же, даже не успев увидеть врага. Нет времени на сочинение каких-то хитроумных планов и прочих проявлений "полководческого гения": ложись и отстреливайся. Кричат раненые, горят джунгли, вьетнамцы прут со всех сторон, эта их укрепленная гоа - сущий муравейник. Полный хаос. Я удивляюсь, как персонаж Гибсона успевает еще что-то соображать - что нужно удерживать русло реки, например. Или что пора расчищать дополнительную посадочную площадку для вертолетов. Нападающих вьетнамцев скрывает лес, и слов Гибсона о том, что "мы видим, как плохо обстоят дела у нас, но не видим, как плохо обстоят дела у них" кажутся откровением: а ведь и в самом деле, их потери больше, но для тебя это - одинаковые узкоглазые "чинки", а свои ребята - ты видишь в каждом его потерянную жизнь и его смерть кажется ужасной... И вот ты держишься. Я не знаю, насколько логика полковника Мура соответствует обычной военной логике, но мне она нравится: отступать нельзя, потому что здесь - уже пристрелявшиеся ребята, лучшие из тех, кто высадился три дня назад (а 3\4 не славших "военного экзамена" уже ранены или убиты), а если сейчас отступить - то на их место пришлют зеленых новичков и потери будут еще более ужасными. Нужно поднимать в атаку _этих_, видевших смерть врагов и друзей. Мур поднимает их в атаку, занимает гору - а укрепления пусты. Вьетнамцы, кого не убили, просто ушли. И Мур смотрит на своих убитых ребят, на лейтенанта, с которым вместе говорил об отцовстве и молился - и понимает, что им придется уходить с этой горы, после этой бессмысленной победы, а вьетнамцы вернутся, это их земля. Он плачет.
Но он все-таки сдержал слово. "Я не могу пообещать вам, что приведу всех домой живыми, но я обещаю, что буду первым, когда мы будем высаживаться и последним, когда мы будем улетать. Я никого не оставлю за собой - ни живого, ни мертвого".
Задумалась. Видимо, война - это действительно место, где все происходит чертовски быстро. Вот тебя выкинули из вертолета в незнакомой местности, со всех сторон простреливаемой - и крутись как хочешь. Кто-то погибает сразу же, даже не успев увидеть врага. Нет времени на сочинение каких-то хитроумных планов и прочих проявлений "полководческого гения": ложись и отстреливайся. Кричат раненые, горят джунгли, вьетнамцы прут со всех сторон, эта их укрепленная гоа - сущий муравейник. Полный хаос. Я удивляюсь, как персонаж Гибсона успевает еще что-то соображать - что нужно удерживать русло реки, например. Или что пора расчищать дополнительную посадочную площадку для вертолетов. Нападающих вьетнамцев скрывает лес, и слов Гибсона о том, что "мы видим, как плохо обстоят дела у нас, но не видим, как плохо обстоят дела у них" кажутся откровением: а ведь и в самом деле, их потери больше, но для тебя это - одинаковые узкоглазые "чинки", а свои ребята - ты видишь в каждом его потерянную жизнь и его смерть кажется ужасной... И вот ты держишься. Я не знаю, насколько логика полковника Мура соответствует обычной военной логике, но мне она нравится: отступать нельзя, потому что здесь - уже пристрелявшиеся ребята, лучшие из тех, кто высадился три дня назад (а 3\4 не славших "военного экзамена" уже ранены или убиты), а если сейчас отступить - то на их место пришлют зеленых новичков и потери будут еще более ужасными. Нужно поднимать в атаку _этих_, видевших смерть врагов и друзей. Мур поднимает их в атаку, занимает гору - а укрепления пусты. Вьетнамцы, кого не убили, просто ушли. И Мур смотрит на своих убитых ребят, на лейтенанта, с которым вместе говорил об отцовстве и молился - и понимает, что им придется уходить с этой горы, после этой бессмысленной победы, а вьетнамцы вернутся, это их земля. Он плачет.
Но он все-таки сдержал слово. "Я не могу пообещать вам, что приведу всех домой живыми, но я обещаю, что буду первым, когда мы будем высаживаться и последним, когда мы будем улетать. Я никого не оставлю за собой - ни живого, ни мертвого".
