![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Конфуцианство нетиповое нерезиновое-2
А что, собственно, мы называем конфуцианством?
На первый взгляд все ясно - Конфуцианство - учение Конфуция. Ну, примерно так же, как христианство - учение Христа, а магометанство - Магомета.
Но сами китайцы не говорят "конфуцианство". Говорят они "жу цзя" (儒家) - "Учение". Философия, так можно было бы перевести в понятных нам терминах. Как и современные ему греческие философы, Конфуций был человеком широкого профиля, его интересы прострались от музыкальной до политической теории. Но "жу" - это не просто философия. Это понятие неразрывно связано с понятием 儒官, "жу гуань" - образованный чиновник. Сословие, к которому принадлежал Конфуций и большинство его учеников, не мыслило себя в отрыве от государственной деятельности - и философия была не праздным развлечением умов, как в Элладе и Риме, но "кузницей кадров" для государства.
Мы будем немного снисходительней относиться к "мании ритуала и порядка", черты которой проявлял Конфуций и его последователи, если вспомним, какой бардак творился в Китае и его родном княжестве Лу.
В китайской историографии это время назывеют периодом "Чуньцю" - "весны и осени", в честь летописи, описывающей события того времени. В нашей исторриографии его называют чаще периодом Восточной Чжоу - по имени правящей династии. Этот период длился с 722 до н. э. по 481 до н. э. Конфуций умерший в 479, не успел, к своему счастью, как следует "насладиться" следующим, еще более веселым периодом, название которого говорит само за себя: "Эпоха сражающихся царств".
Восточной Чжоу на правах вассалитета подчинялись пятнадцать царств (или княжеств, как будет угодно) - Цай, Чэнь, Чу, Хуа, Цзинь, Лу, Ци, Цинь, Шу, Сун, Вэй, У, Янь, Юэ, Чжэн. Эти княжества вовсю проявляли сепаратистские тенденции, местные правители чем дальше, тем меньше подчинялись центру, находившемуся тогда в Ло-и (ныне Ло-Янь). Князья кое-где провозгласили себя даже императорами.
Свято место пусто не бывает. там, где возникает вакуум государственной власти - входят в силу могущественные роды и кланы. Кланы захватывали земли князей, и князья ничего не могли сделать с этим - как раньше император ничего не мог сделать с княжеской самостийностью. Но и роды, в свою очередь, не могли ничего сделать с самостийностью младших ветвей, выходящих из подчинения. "Процесс пошел", как говорится. Рабовладельческое государство неуклонно феодализовалось, главной ценностью стала не власть и причастность к властной пирамиде - а земля и способность ее защитить. Крестьяне, оставшиеся без земли, и городская беднота переквалифицировались в наемников. Кланы вооружались. Нсаледственная знать и потомственное чиновничество, к которому принадлежал Конфуций, стремительно теряли свое влияние. Влияние купцов, помещиков и вионов, напротив, росло.
Короче, рассуждая в близких нам терминах и реалиях - представим себе сына партийных функционеров, всю юность истратившего на изучение теории марксизма-ленинизма и полного идей насчет того, как он будет служить Родине, придя на смену своим родителям - так вот, представим себе такого человека в сентябре 1991 года.
Это и будет Конфуций.
Таких людей, как он, было много - и все они пытались как-то осмыслить происходящее. Поскольку в качестве государственных чиновников все они ыли невостребованы - а деятельный ум требовал куда-то приложить себя - они начали преподавать Учение, которое состояло в умении читать и писать, знании священной музыки, стихосложении, а также - умении проводить правильные ритуалы и церемонии стрелять из лука и ездить в колеснице. Это время было очень плодотворным периодом для развития мысли, и его назвали "время ста учений (или школ)". Конфуций был одним из многих, и в свое время даже не считался первым.
Ясное дело, политическим идеалом он считал государства прошлого (Инь и Шан), а причиной всех бед - отклонение от истинного пути, следствием которго была утрата Небесного Мандата (Тянь-Мин). В складывающейся политической структуре он не находил себе места - это и было основной причиной тому, что он, покинув службу из-за траура по матери (в Древнем Китае траур по родителям длился три года), на тридцать лет выбыл из политической жизни, полностью посвятив себя преподаванию.
К моменту его возвращения в "большую политику" она окончательно стала "малой" - т. е. амбиции удельных ванов уже не простирались на установление своей гегемонии во всей Поднебесной, а сместились в сторону наведения порядка в собственных владениях. К этому времени Конфуцию было уже за 50, его идеи широко распространились за пределами его родного царства Лу, и понравились многим локальным владыкам. Особенно по душе пришлась мысль, что правитель, если встанет на правильный путь сам, не должен будет прилагать никаких дополнительных усилий к тому, чтобы наставить на этот путь других: "если Полярная Звезда на своем месте и неподвижна, другие светила обращаются вокруг нее".
В 53 года Конфуций получил пост министра в своем княжестве Лу и, как гласит посмертная легенда, навел там такое благорастворение воздухов, что соседнее княжество перепугалось внезапного усиления Лу и с целью подрыва государственной мощи прислало в подарок князю 100 прекрасных коней и 80 не менее прекрасных танцовщиц. Князь немедленно забросил государственные дела и впал в разврат (про коней я ничего не скажу, а роль красавиц в древнекитайской истории - тема отдельная, большая и болезненная. Я постараюсь ее раскрыть, но сначала как следует разберусь в ней сама). Конфуций обиделся и покинул службу, придравшись к тому, что князь не прислал ему жертвенного мяса, как того велел обычай.
Я не очень-то верю, что Конфуций навел в Лу благоденствие - поскольку все остальные его политические проекты неизменно заканчивались шумным крахом. Он был знаменит, его приглашали туда и сюда - но впечатленные его теориями князья быстро выясняли, что он неуживчив и мелочен, а он разочаровывался в очередном "неправильном" государе. Образ последних лет его жизни нашел выражение во многих картинах с одним и тем же сюжетом: согбенный печальный старец в повозке-двуколке, сопровождаемой учениками, покидает двор очередного князя.
Несколько лет перед кончиной Конфуций провел в родном княжестве, полностью посвятив их изучению и комментированию классических книг, составлению летописи "Весны и осени" и беседам с учениками. Учеников, по непроверенным данным, было свыше трех тысяч, но из них только 70 овладели всеми шестью умениями, приличествующими "благородному мужу".
А теперь внимание, лоопата. Сам Конфуций считал, что никакого учения он не создал - а всего лишь был скромным передатчиком древних знаний. Его прижизненные труды не сохранились. Все его речения и поступки известны нам по трудам его учеников, а еще точнее - учеников его учеников (кого-то это нам напоминает, правда? Сократа, например. Хотя скитания в попытках приложить куда-нибудь свою политическую теорию больше похожи на Платона...). То есть, для Конфуция "конфуцианства" не существовало. Он учил вещам, которые полагал само собой разумеющимися и авытекающими из природы вещей и писаний древних - просто бери их как есть и учись, размышляя.
Каким же Конфуций видел мир и порядок вещей в нем?
Мир древнего китайца четко разделялся на три части - Небо, Землю и то, что между ними. Вначале был хаос, поом все светлое, легкое, горячее и твердое поднялось вверх и образовало Светлое начало (Ян, 陽), а все темное, тяжелое, прохладное и мягкое - сгустилось внизу и образовало Темное начало (Ин, 陰). Эти начала находятся в вечном равновесии благодаря постоянной циркуляции ци (気). Ци - очень емкое понятие - оно охначает и "энергия", и "дух", и попросту "воздух". Воздух соединяет Небо и Землю, воздух дает человеку жизнь, правильная циркуляция энергии/воздуха - залог здоровья человека, страны, мира.
Царь - очень важная персона в мире древнего китайца. Его функции не исчерпываются только управлением - а носят сакральный характер. В иероглифе "Царь" (ван, 王), мы видим фигуру человека, соединяющего небо, землю и воздух. В этом взгляде на монархию нет ничего специфически конфуцианского и даже ничего специфически китайского: во многих местах власть царей и вождей рассматривалась без отрыва от их сакральной функции.
В чем же заключалась их сакральная функция? В первую очередь, в жертвоприношениях и продолжении рода - и только во вторую в управлении. И уж совсем в последнюю - в войне.
Лирическое отступление - о Китае и Вавилоне
Я, честно говоря, не знаю, почему наш знакомый ассиролог выделяет китайцев из "Вавилона" в отдельную графу. Китайцы и во времена Конфуция, и до него, и после точно так же стремились жить для радости, и китайская классическая литература тому подтверждением. Но какая же, к черту, может быть радость в ожидании то наводнения, то засухи, то набега прытких соседей? Тут быть бы живу - и это главная радость. Чтоб быть живу, нужно тесно кооперироваться и постоянно, как тот же ассиролог утверждает, "медиировать свои интересы" - то есть, считаться друг с другом.
Не знаю насчет вавилонян, а китайцы брали в этот счет и умерших предков, и богов. Религия древних китайцев не представляет нам такой сложной и развитой "теологии", как индийский или античный европейский или кельтский пантеон. Она практически вся сводится к почитанию предков. Метафизика китайцев необычайно проста: есть Небо, которое представляет собой некую концентрацию начала "ян" и распростнаняет эту энергию по миру, животворя и одушевляя его. Есть Земля - концентрация начала "Ин". И есть человек, в котором "Ин" и "Ян" смешаны, и нужно следить, чтобы гармония этих начал не нарушалась. В женщинах побольше начала "Ин", они ближе к Земле, чувственны, пассивны, склонны к пороку (не по причине врожденной греховности - а из-за этой своей пассивности). В мужчинах побольше начала "Ян", они ближе к Небу, интеллектуальны, активны, умны (не каждый в отдельности, а в целом по стране), добродетельны (но если мужчина совратился с истинного пути - с него и спрос гораздо больше, потому что женщина, склоняясь к пороку, следует своей природе склоняться к чему угодно, а мужчина, впадая в порок, попирает свою природу, совершая тем самым как бы тройной грех: против ближнего, против миропорядка в целом и против светлого начала в себе). Мужчина должен быть главным в семье и в мире, потому что иначе нарушится правильный энергообмен Ин-Ян. Царь должен быть главным в стране, потому что иначе нарушится правильный энергообмен Ин-Ян. Если он нарушится сильно, будет большой кирдык, но не для мироздания в целом - оно восстановится, таков порядок вещей, Ин опять осядет вниз и сконцентрируется в Землю, Ян поднимется вверх и сконцентрируется в Небо - но для людей, мир населяющих, в этот момент ничего хорошего не произойдет. Поэтому когда царь уже нарушил этот правильный энергообмен - признаком чего являются разные социальные и природные катаклизмы - его надобно сместить. Кого поставить на его место? Небо само разберется. Все это вместе до кучи называется "дао" (道).
Китай к моменту рождения Конфуция на свет уже обладал тысячелетней историей, и каждая семья насчитывала длинный список предков. Предки не отправлялись на Небо - они жили рядом, по соседству, и если их не почитать, могли серьезно навредить. Умирая, человек становился духом-хранителем семьи, брал на себя те же функции, какие царь выполнял для всего государства: быть посредником между Небом и землей, направлять энергию в нужные русла при помощи потоков ци. Поэтому покойников хоронили как можно более пышно, принося им большие жертвы. На том свете человек не должен знать ни в чем нужды - так что в могилы клали домашнюю утварь, животных, рабов и жен. Но это тоже никакой китайской специфики не составляет. Китайская специфика заключается в том, что никакого специального сословия для выполнения обрядовых функций так и не выделилось. Ничего похожего на индийскую касту браминов, античное жречество или кельтских друидов. Поклонение предкам оставалось делом семейным, гражданским - а поскольку сословия рабов и крестьян не имели толком времени на отправление этих функций, они отошли к потомственной чиновной знати, из которой вышел как Конфуций, так и большинство его учеников.
Я очень-очень хочу, чтобы вы не уподоблались юзеру Зам. Ком и не думали, что во времена Конфуция церемонии (ли, 禮) рассматривались как нечто самоценное и сверхценное. Поклонение предкам было важно постольку, поскольку, умерев, они продолжали оставаться членами рода и подданными своей страны, делали свою работу - и заслуживали соответствующего обхождения. В мире мертвых для китайца все было как в мире живых - то естьЮ и там простыми людьми управляли цари-ваны, и там они посредничали между богами и простыми покойниками - а уж те распространяли влияние на живых. Поэтому царские жертвоприношения были самыми главными. Если их не обеспечить - мертвецы помрут окончательно, некому станет следить за подпиткой "ци" - и род, пренебрегающий предками, захиреет.
Хиреть никому не хотелось, а количество обязательных к ублажению предков возрастало в каждом поколении - поэтому ритуалы становились все более сложными. И я не понимаю скепсиса нашего знакомого ассиролога в адрес танских законов, строго наказывающих за нарушение траура. Это сейчас соблюдение траура частное дело, и вмешательство государства в это частное семейное дело недопустимо. А во времена династии Тан народ серьезно верил, что обиженные несоблюдением траура предки могут та-акое устроить, что небо с овчинку покажется - и государство ситало своим прямым долгом предупредить буйство обиженых духов.
Отличие Китая от прочего Вавилона в том, что "принцип неумножения боли" китайцы распространили и на покойников - а поскольку при взаимном медиировании интересов приходится считаться в первую очередь с интересами тех, кто способен сильно тебе помочь или сильно обгадить всю малину - то и с покойниками считались соответственно. Но я, убей Бог, не вижу тут никакого отклонения от "рационал-релятивизма". Да, китайцы боялись нарушить "технику безопасности" в отношениях с миром богов и духов. Так вы покажите мне народ, который не боялся.
Все, лирическое отступление закончено.
Конфуций, надо сказать, сильно приложил лапу к упорядочению и упрощению этих ритуалов. Сборник обрядовых песен "Ши Цзин" он сократил на 9/10, благодаря чему мы потеряли довольно много знаний о первобытной китайской мифологии и мировоззрении разных племен, которые объединились под рукой первой империи Яо. Конечно, тут постарался не только он - я дальше расскажу, как так выщдло, что по всей стране не осталось ни одного полного, нетронутого рукой Конфуция, списка Ши-Цзин и И-Цзин (Книги Перемен). А сейчас песня не об этом, а о том, почему ритуал (ли) так сильно занимал мысли Учителя.
Конфуций изучил столько ритуалов, сколько было ему доступно - и свел все к 300 "большим" правилам и 3000 "малым" (мама дорогая, это сколько ж было ДО него?).
Тренироваться в почитании предков надо было еще при жизни этих предков - поэтому в отношениях "старший-младший" и "начальник-подчиненный" ли предписывал безусловный приоритет начальника и старшего (правильный энергообмен: старший бллиже к Небу). Конфуций свел "ли" между людьми к "пяти отношениям" - родители-дети, старшие братья(сестры)-младшие, муж-жена, господин-слуга (учитель-ученик, царь-вассал) и друг-друг. Из этих пяти отношений только последние были отношениями равных. В каждой из этих ситуаций ли предполагал с обеих сторон проявление той или иной добродетели - скажем, в отношениях родители-дети от первых требовалось милосердие, от вторых - сыновняя почтительность.
Если человек настолько пропитывался "ли", что проявление нужной добродетели в каждой ситуации было интуитивным, спонтанным - такого человека Конфуций называл "благородным мужем". Без ли, учил Конфуций, искренность превращается в грубость, смирение - в трусость, отвага - в буйство.
Основным регулятором общественных отношений Конфуций полагал не систему наград и наказаний, но чувство стыда и гордости, стремление "сохранить лицо" и страх "потерять лицо".
Где Конфуций был реальным передовиком и новатором, хотя и не осознавал этого - так это в подходе к функциям власти. Наблюдая разложение чиновной знати, он провозгласил идеалом правления меритократию. Чиновником должен мочь стать человек любого сословия, если он того достоин по своим личным качествам. Поэтому Конфуций не отказывал в своем учении никому, кто приходил "со связкой вяленого мяса" (т. е. платой за обучение). Конфуций превозносил правителей, которые выбирали себе в наследники не сыновей, а наиболее достойных из своих советников.
Собственно, именно это - ничто другое - через столетия после смерти Конфуция сделало конфуцианство ведущей школой мысли, избранной из всех прочих школ. Объединенный Китай нуждался в огромной армии чиновников, и ни одно сословие не могло поставить кадры для этой армии, не истощив своих ресурсов полностью. Система государственных экзаменов стала социальным лифтом и источником "новой крови" для государственной системы.
Но до этого конфуцианство несколько столетий оставалось лишь одной из многих школ мысли. Как ни парадоксально, но именно раздробленность страны в эпоху Сражающихся Царств благотворно влияла на развитие мышления, как этического, так и стратегического (именно к этому времени относится создание трактата Сун Цзы). Число последователей Конфуция множилось в разных царствах - и каждый по-своему толковал его учение. Одним из этих последователей был Мэн-Цзы (латинизировано как Менций). Мэн-Цзы был учеником внука Конфуция, Цзы Сы. Живф в эпоху Сражающихся Царств, и внук Конфуция, и его ученик мечтали о порядке и спокойствии еще больше, чем сам Конфуций. Цзы Сы сочинил книгу под названием "Чжун Юн" - "Учение о середине" (中庸).
"Учение о середине" (оно же «Гармония срединности», «Срединный Путь», «Срединное и постоянное») - наиболее метафизичный текст во всем Учении. Наиболее религиозный, можно сказать. Цзы Сы подводит под этические построения дедушки метафизическую базу. Человек, согласно его учению, это своего рода микрокосм, который повторяет стрение макрокосма. В нем есть собственное "небо" - все хорошее, совесть, достоинство. Когда человек живет в согласии с этим Небом - он следует Дао.
Собственно, этот тезис не придуман Цзы Сы - это расхожее метафизическое представление тех времен, которое нашло отображение еще у Конфуция - «добродетель во мне – это результат действия Неба». Когда человек полносью познал себя - он открывает в себе Небо. Когда он следует Небу - открывает в себе жэнь.
Огромное значение для "Срединного пути" имеет искренность - "чэн" (誠). Человеку, учит Цзы Сы, свойственно стремиться к чэн. Тот, кто искрен - не лукав ни с собой, ни с другими - открывает Небо в себе и входит в согласие с Дао. Мэн Цзы развивает эти максимы: без искренности держаться дао невозможно.
И Цзы Сы, и Мэн Цзы настаивают на том, что природа человека изначально добра, что следование Небу - естественный путь, который реализуется свободно, как вода течет вниз, если ей ничто не мешает. Зло, по Мэн-Цзы, происходит именно оттого, что этой потенции, заложенной в каждом человеке от рождения, не дают реализоваться. Чтобы вкрнуться на путь (Дао), нужно сначала "вернуть себе природу", буквально - "вернуть сердце" (синь, 心).
Долженствование это выражено в категории "и" (義) - назовем ее "долг", хотя это очень неполное лексическое соответствие. Кто сказал "В рамках китайской этики ("и") становится самодовлеющим началом, его исполнение любой ценой само по себе считается главным смыслом человеческой жизни, независимо от того, как ведет себя по отношению к тебе и другим людям система, вменяющая вам этот долг"? Забудьте. Этот человек не читал ни "Мэн-Цзы", ни "Срединное и постоянное". Он читал легистов и недолегиста Сюн Цзы - фу, выплюньте каку. "И" связано в первую очередь с естественным ходом вещей. Долженствование здесь выражено примерно как в предложениии "чтобы получился такой-то результат, ты должен совершить такие-то действия". А иначе не получится. "И" - та необходимость, которую принимает человек, желающий следовать дао.
Учение Мэн Цзы, которое я назвала бы ортодоксальным конфуцианством, находилось в противоречии с учением Сюн Цзы (не путать с Сун Цзы, полководцем). Сюн Цзы не разделял взгляды Конфуция на то, что человек обладает врожденным стремлением к добру, и ставил во главу угла не "воспитание чувств", как Конфуций и Менций - а систему наград и наказаний. Вот именно по Сюн-Цзы "и" является абсолютныым и безусловным долгом, хай бы там шо. Но является ли учение Сюн Цзы конфуцианством?
Учение Сюн Цзы часто незывают конфуцианством - но это, по-моему, все равно что Троцкого ассоциировать с марксизмом. Сюн Цзы хорошо знаком с Учением, явно получил образование в одной из школ, основанных учениками Конфуция - но чаще он оппонирует Учению, чем развивает его. Подобно марксистам-большевикам, Сюн-Цзы превозносит авторитет основоположника, но высказывает и проводит в жизнь принципы, не имеющие отношения к Учению либо обратные ему. Современных ему конфуцианцев Сюн Цзы презирал. Особенно яростно он воевал с Мэн-Цзы, и написал очень много работ, опровергающих его взгляды.
Лирическое отступление-2
Почему наш знакомый ассиролог выдает взгляды Сюн Цзы за некий мэйнстрим, за "Классическое "среднее арифметическое", "общее место" китайской идеологии" в то время как мэйнстримом были все-таки взгляды Мэн-Цзы и последователей?
Возможно, именно для того, чтобы со спокойной душой вычеркнуть Китай из "вавилона" и заявить: "Мне лично доставляет большое удовольствие думать, что люди, которые все вышеизложенное находили возвышенным и поучительным, чрезвычайно плохо жили".
А возможно - именно потому что Китай НА САМОМ ДЕЛЕ является одним изз вариантов реализации "вавилона". Недаром ассиролог отмечает, что именно исходные посылки Сюн Цзы (не Конфуция и Менция, не Лао Цзы!) - близки к "Принципу Вавилонской Блудницы". Статья ассиролога о Китае сумбурна, там "смешались в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий", там ключевым понятиям китайской этики даны толкования настолько произвольные, насколько это требуется, чтобы, не сильно позорясь, задачку подогнать под ответ, а ответ таков: "С ПРАВИЛЬНЫМ ВАВИЛОНОМ ЭТОГО СЛУЧИТЬСЯ НЕ МОЖЕТ!"
А почему, собснно, не может? Тезис насчет того, что "китайцы живут не для радости, а для совести", построен полностью на подтасовках, одна из которых - выдача Сюн Цзы за представителя мэйнстримного конфуцианства (я могу перечислить их все - но кому-то это нужно?). Китайцы жили для радости ничуть не в меньшей степени, чем вавилоняне.
Уж насколько они себе могли обеспечить эту радость в ходе трехсот лет сплошных войн - вопрос отдельный.
Конец лирического отступления.
Итак, Сюн Цзы, полагая себя правильным конфуцианцем, ненавидит большинство других конфуцианцев и возражает им изо всех сил. Если для ортодоксального конфуцианства упорядочивание чувств и поступков при помощи ли - дело естественное, вроде садоводства (Менций учит, что добродетели естественным образом вырастают из простыхх чувств: жэнь - из сострадания, ли - из уважения, чувство долга - из стыда, а мудрость - из любопытства), то для Сюн Цзы человек - неоструганная деревяшка, а ли - рубанок, который при помощи насилия делает из этого чурбана некое подобие Буратино. Чтобы Буратино правильно двигался, его нужно дергать за ниточки страха наказаний и желания поощрений, а не апеллировать к его совести, как учил Конфуций. Ли имеет смысл не потому что боги и духи усопших состоят с нами в общении и чего-то от нас хотят - а потому что людям-чурбачкам нужен рубанок. Небо не является концентрацией доброго начала и не распространяет энергию по каналам, которые прокладывают боги и "чистят" духи - оно совершенно индифферентно и безучастно. Поэтому истинно мудрый человек не занимается метафизикой.
Сюн Цзы - первый материалист: "Люди молятся о дожде, и в самом деле идет дождь. Почему? Если ли для этого какие-либо основания? Я утверждаю, что нет. Вы могли не молиться о дожде, и он все равно пошел бы".
Однако он был недостаточно радикален для той силы, которая поднимала голову в истощенной постоянными войнами стране. Он не обрел популярности Менция, его бросили даже любимые ученики, Ли Сы и Хань Фэй. Некоторые его принципы они принесли в ту школу, к которой присоединились - в школу мыслителей-легистов. Остальные просто отбросили.
Кое-что от Сюн-Цзы все-таки вошло в ортодоксальное конфуцианское учение, а именно - прагматичное отношение к ли, перенос центра тяжести с мистического наполнения этого понятия - на социальное. Возрождение конфуцианства пришлось на время, когда старая религия сильно уступила место буддизму, а магические практики приватизировали даосы. Значение старых ритуалов (в частности, самопринижения и возвышения собеседника в разговоре, которое было направлено на то, чтобы отвести злых духов) забылось, и в учении Сюн Цзы последователи Конфуция нашли новое содержание для этих устоявшихся практик.
Теперь поговорим о дряни. О легистах.
Ли Сы и Хань Фэй, как я уже сказала, переметнулись от Сюн Цзы к легистам. Кто же такие легисты и чего они хотели?
Легизм (фа цзя, Учение Закона, 法 家) - современник конфуцианства и развился, как и конфуцианство, из отчаяния по поводу всеобщего бардака и разлада. Кое-кто полагает, что легизм - логческое продолжение конфуцианства. В какой-то стемени это так, если считать логическим продолжение "от противного". Конфуцианство потерпело крах как политическая практика - после ряда неудачных попыток Конфуция и Мэн-Цзы это стало ясно. Какие выводы сделал из этого Сюн Цзы, мы уже знаем, но его ученики пошли еще дальше: они окончательно отбросили конфуцианство как теорию морали и политики. Путь Неба? Ха! Человечность? Ха-ха! Искренность и возвращение сердца? Ха-ха-ха-ха! Да вы посмотрите вокруг - правители воюют, народ мрет с голоду целыми селеньями, поля засевают костьми и поливают кровью - какой там жэнь, какой ли, о чем вы? Каждый человек по природе своей сволочь и думает только о себе. Даже матери растят детей лишь потому, что хотят в старости иметь кормильцев - а то бы при рождении топили их всех, а не только половину. Это плохо? Да, плохо. Но с другой стороны, это и хорошо. Потому что трусливой, жадной, похотливой скотиной по имени Человек, можно эффективно управлять, если не разводить соплежуйства на тему жэнь и чэнь, а взять в одну руку кнут, а в другую пряник. Ну и знать, как их правильно применять.
Вот теоретической разработке применения кнута и пряника как раз и посвятили себя Ли Сы и Хань Фэй.
Нельзя сказать, что они были так уж сильно оригинальны. Был еще такой себе Шэнь Дао, пришедший к близким выводам - но не от конфуцианства, а от даосизма. Был Ли Куй, канцлер царства Вэнь, написваший "Книгу Закона". Был Шэнь Бухай, канцлер царства Хань (где подвизался потом Хань Фэй) - он разработал в своем трактате концепцию "шу", 術 - искусства управления, точнее - управленческой манипуляции (этим же знаком в китайском обозначается "техника", "мастерство", и - внимание! - "магия"). Был, наконец, Шан Ян, солнышко, блять, ясное, создавший в царстве Цинь дивные порядочки со всеобщшим доносительством, поголовным забриванием в солдаты и круговой порукой (которой прежде в Китае не водилось) - и от этих порядочков погибший (когда наследник царя Цинь Сяо Гуна, Хуй Вэнь, велел его схватить, он попытался скрыться под чужим именем - но хозяин постоялого двора стукнул властям на подозрительного гостя - которого тут же арестовали, разоблачили и разорвали конями).
Как и их учитель, Ли Сы и Хань Фэй были сугубыми материалистами и рассматривали "ли" только как регулятор социальных отношений. Такие бойкие ребята очень быстро нашли себе работу - один в царстве Хань, другой в царстве Цинь. Там как раз подрастал праправнучек Хуй Вэня - Хуань Ди. Когда между царствами Цинь и Хань началась война, Хань Фэя послали в Цинь на прееговоры. Старый друган и однокашник Ли Сы подсказал императору схватить и казнить Хань Фэя - устранение такого умного советника должно было бы ослабить царство Хань. Хуань Ди был большой поклонник Хань Фэя и его книг - и не хтел идти на такую крайню меру. Ли Сы сам отдал приказ погранцам задержать Хань Фэя и велел тому выпить йаду. Хуань ди, что интересно, не обиделся на эту самодеятельность.
Впрочем, Ли Сы от расправы с однокашником немного выиграл: когда Хуань Ди помер, объединив Китай впервые за 200 лет, Ли Сы принудил наследника покончить с собой, а сам с помощью евнуха Чжао Гао возвел на престол малолетнего Эр-Ши Хуань Ди. После чего дружба между ними закончилась, и Чжао Гао, обвинив Ли Сы в измене, приказал казнить его распиливанием пополам на главной площади.
Но еще при жизни Ши Хуань-Ди Ли Сы успел сделать одно "доброе дело" - приказал сжечь во всей стране все конфуцианские книги и запретить распространение конфуцианского учения. Отныне и навсегда единственно правильным учением должен был стать легизм, единственной историей - история покорения всех царство царством Цинь.
Конфуцианское учение было опасно тем что культивировало идеал "благородного мужа", который с точки зрения легизма был очень вредным кадром для государства - тем, у кого много принципов, мужества, стоййкости и мало пороков, трудно манипулировать. Таких людей в правильном легистском государстве по возможности быть не должно.
Вот почему не уцелело ни одной полной, доконфуцианской версии "Книги Песен". За ней, как и за "Книгой Истории", гонялись особо. Любой, кого уличали в укрывательстве или хотя бы знании этих книг, подлежал казни. 460 конфуцианских учителей были погребены заживо только в столице. Кронпринц Фусу (которого потом съест наша сладкая парочка) пытался протестовать - но отец услал его на границу, фактически в изгнание.
Чжан Цзя, поэт эпохи Тан, впоследствии напишет иронически: "Так и вышло, что ни Лю, ни Сян не читали книг" - в смысле, крестьянин Лю Бань и чиновник Сян Юй, которые восстали против тирании Чжао Гао, были не в курсе насчет того, что нужно следовать путем Неба - и действовали именно легистскими методами, мечом и огнем. Так что легисты и их последователи что посеяли, то и пожали.
Лирическое отступление 3.
Наш знакомый ассиролог именно Лю Баня и Сян Юя приводит в пример того, насколько понятие "жэнь" не совпадает с "человечностью":
" (это) готовность к выполнению норм "ли" и требует скорее перевода "вежественность, приличие, пристойность". К человечности в смысле милосердия, жалостливости, товарищества и снисходительности "жэнь" никакого отношения не имеет. Так, традиция устойчиво противопоставляет друг другу аристократа Сян Юя и простолюдина Лю Бана, столкнувшихся в борьбе за императорский престол. Аристократ, как подчеркивает источник, в высокой мере исполнен начала "жэнь", но при этом, согласно тому же источнику, для него характерны постоянные притеснения и преследования других, которых он в массовом порядке и с необычайной жестокостью убивает. Простолюдин Лю Бан совершенно лишен начала "жэнь" и ведет себя грубо и непристойно, однако щедро делится добычей со своими приверженцами и, в общем, человек незлой, а часто и на редкость снисходительный. В частности, сторонник Лю Бана говорит ему прямо в лицо: "Вы, государь, были горделивы и относились к людям свысока, а Сян Юй был исполнен начала "жэнь" и осуществлял "жэнь" по отношению к людям; однако Вы, государь, посылая своих людей на штурм городов и захват земель, отдавали своим людям все, что захватывалось, и всех, кто сдавался, значит, с Поднебесной у Вас был общий интерес. Сян Юй же завидовал мудрым и ненавидел способных, он вредил тем, кто добивался успеха... одерживая победы, не награждал людей за заслуги, приобретая земли, не одарял выгодами других" ("Ши Цзи", гл.8 [Сыма Цянь. Исторические записки. II. М., 1975. C.188])."
Надеюсь, после этой лекции вы сможете оценить весь масштаб передерга. Действительно, у Сян Юя и Лю Баня было херовато с "жэнь" - оба они представляли собой продукт гуманитарной катастрофы, которая длилась в царстве Цин 100 с гаком лет, а потом распространилась на весь Китай. Ассиролог же наш представляет их как нечто типическое, характерное для китайской ментальности.
Сыма Цянь, на которого он ссылается, представлял собой тот же продукт той же гуманитарной катастрофы - "и ведь это один из лучших" (с) Атос. Нам трудно оценить масштаб пи-цзе-ци, пришедшего в Китай с циньским завоеванием - даже у нас пи-цзе-ци длился меньше. Почму же судьба распорядилась так? Почему именно Циньские ваны с их трахнутыми во всю голову советниками переломили хребет китайской истории?
Да потому что в условиях постоянной войны всех со всеми именно наибольший политический цинизм и "мобилизационная" модель государства позволила Цинь создать самую эффективную военную машину, которая раздавила всех остальных. Но то, что годится для войны - не годится для мирного времени. Из легистов получились никакущие правители, когда воевать стало не с кем - и их порвали в куски; конфуцианство снова подняли на щит при династии Хань (основанной Лю Банем) - никакой другой политической теории для МИРНОГО времени не осталось, все, до чего дошли руки - сожгли, всех, до кого дошли руки - закопали. Уцелели самые хитрые, циничные, умеющие приспосабливаться. Уцелели немногочисленные, избранные труды. Сыма Цянь жаловался на то, как ему тяжело работать - исторические книги сожжены, в устных преданиях много вранья. Он искренне считал себя конфуцианцем - но мог быть им ровно в той степени в какой позволяла пост-циньская атмосфера, из которой политический цинизм и предпочтение командных методов никуда не делись.
Ассиролог славит и хвалит сына Лю Баня, Сяо Вэня, - как единственного "вавилонского"правителя Китая; но ведь он же, этот Сяо Вэнь, провозглашает именно конфуцианские принципы - принципы Цзы Сы и Мэн Цзы. В лице сяо Вэня мы видим образцового конфуцианского "благородного мужа", идеал правителя, перед которым склонились бы и Учитель, и его наследники. Отчего же ассиролог провозглашает его "нарушителем конфуцианских норм"? Думаю, по причине, озвученной выше - ему неприятна мысль о том, что несколько неверных движений - и пи-цзе-ци придет в "его" Вавилон.
Конец лирического отступления 3 и половины лекции. ЖЖ не хочет постить больше.
На первый взгляд все ясно - Конфуцианство - учение Конфуция. Ну, примерно так же, как христианство - учение Христа, а магометанство - Магомета.
Но сами китайцы не говорят "конфуцианство". Говорят они "жу цзя" (儒家) - "Учение". Философия, так можно было бы перевести в понятных нам терминах. Как и современные ему греческие философы, Конфуций был человеком широкого профиля, его интересы прострались от музыкальной до политической теории. Но "жу" - это не просто философия. Это понятие неразрывно связано с понятием 儒官, "жу гуань" - образованный чиновник. Сословие, к которому принадлежал Конфуций и большинство его учеников, не мыслило себя в отрыве от государственной деятельности - и философия была не праздным развлечением умов, как в Элладе и Риме, но "кузницей кадров" для государства.
Мы будем немного снисходительней относиться к "мании ритуала и порядка", черты которой проявлял Конфуций и его последователи, если вспомним, какой бардак творился в Китае и его родном княжестве Лу.
В китайской историографии это время назывеют периодом "Чуньцю" - "весны и осени", в честь летописи, описывающей события того времени. В нашей исторриографии его называют чаще периодом Восточной Чжоу - по имени правящей династии. Этот период длился с 722 до н. э. по 481 до н. э. Конфуций умерший в 479, не успел, к своему счастью, как следует "насладиться" следующим, еще более веселым периодом, название которого говорит само за себя: "Эпоха сражающихся царств".
Восточной Чжоу на правах вассалитета подчинялись пятнадцать царств (или княжеств, как будет угодно) - Цай, Чэнь, Чу, Хуа, Цзинь, Лу, Ци, Цинь, Шу, Сун, Вэй, У, Янь, Юэ, Чжэн. Эти княжества вовсю проявляли сепаратистские тенденции, местные правители чем дальше, тем меньше подчинялись центру, находившемуся тогда в Ло-и (ныне Ло-Янь). Князья кое-где провозгласили себя даже императорами.
Свято место пусто не бывает. там, где возникает вакуум государственной власти - входят в силу могущественные роды и кланы. Кланы захватывали земли князей, и князья ничего не могли сделать с этим - как раньше император ничего не мог сделать с княжеской самостийностью. Но и роды, в свою очередь, не могли ничего сделать с самостийностью младших ветвей, выходящих из подчинения. "Процесс пошел", как говорится. Рабовладельческое государство неуклонно феодализовалось, главной ценностью стала не власть и причастность к властной пирамиде - а земля и способность ее защитить. Крестьяне, оставшиеся без земли, и городская беднота переквалифицировались в наемников. Кланы вооружались. Нсаледственная знать и потомственное чиновничество, к которому принадлежал Конфуций, стремительно теряли свое влияние. Влияние купцов, помещиков и вионов, напротив, росло.
Короче, рассуждая в близких нам терминах и реалиях - представим себе сына партийных функционеров, всю юность истратившего на изучение теории марксизма-ленинизма и полного идей насчет того, как он будет служить Родине, придя на смену своим родителям - так вот, представим себе такого человека в сентябре 1991 года.
Это и будет Конфуций.
Таких людей, как он, было много - и все они пытались как-то осмыслить происходящее. Поскольку в качестве государственных чиновников все они ыли невостребованы - а деятельный ум требовал куда-то приложить себя - они начали преподавать Учение, которое состояло в умении читать и писать, знании священной музыки, стихосложении, а также - умении проводить правильные ритуалы и церемонии стрелять из лука и ездить в колеснице. Это время было очень плодотворным периодом для развития мысли, и его назвали "время ста учений (или школ)". Конфуций был одним из многих, и в свое время даже не считался первым.
Ясное дело, политическим идеалом он считал государства прошлого (Инь и Шан), а причиной всех бед - отклонение от истинного пути, следствием которго была утрата Небесного Мандата (Тянь-Мин). В складывающейся политической структуре он не находил себе места - это и было основной причиной тому, что он, покинув службу из-за траура по матери (в Древнем Китае траур по родителям длился три года), на тридцать лет выбыл из политической жизни, полностью посвятив себя преподаванию.
К моменту его возвращения в "большую политику" она окончательно стала "малой" - т. е. амбиции удельных ванов уже не простирались на установление своей гегемонии во всей Поднебесной, а сместились в сторону наведения порядка в собственных владениях. К этому времени Конфуцию было уже за 50, его идеи широко распространились за пределами его родного царства Лу, и понравились многим локальным владыкам. Особенно по душе пришлась мысль, что правитель, если встанет на правильный путь сам, не должен будет прилагать никаких дополнительных усилий к тому, чтобы наставить на этот путь других: "если Полярная Звезда на своем месте и неподвижна, другие светила обращаются вокруг нее".
В 53 года Конфуций получил пост министра в своем княжестве Лу и, как гласит посмертная легенда, навел там такое благорастворение воздухов, что соседнее княжество перепугалось внезапного усиления Лу и с целью подрыва государственной мощи прислало в подарок князю 100 прекрасных коней и 80 не менее прекрасных танцовщиц. Князь немедленно забросил государственные дела и впал в разврат (про коней я ничего не скажу, а роль красавиц в древнекитайской истории - тема отдельная, большая и болезненная. Я постараюсь ее раскрыть, но сначала как следует разберусь в ней сама). Конфуций обиделся и покинул службу, придравшись к тому, что князь не прислал ему жертвенного мяса, как того велел обычай.
Я не очень-то верю, что Конфуций навел в Лу благоденствие - поскольку все остальные его политические проекты неизменно заканчивались шумным крахом. Он был знаменит, его приглашали туда и сюда - но впечатленные его теориями князья быстро выясняли, что он неуживчив и мелочен, а он разочаровывался в очередном "неправильном" государе. Образ последних лет его жизни нашел выражение во многих картинах с одним и тем же сюжетом: согбенный печальный старец в повозке-двуколке, сопровождаемой учениками, покидает двор очередного князя.
Несколько лет перед кончиной Конфуций провел в родном княжестве, полностью посвятив их изучению и комментированию классических книг, составлению летописи "Весны и осени" и беседам с учениками. Учеников, по непроверенным данным, было свыше трех тысяч, но из них только 70 овладели всеми шестью умениями, приличествующими "благородному мужу".
А теперь внимание, лоопата. Сам Конфуций считал, что никакого учения он не создал - а всего лишь был скромным передатчиком древних знаний. Его прижизненные труды не сохранились. Все его речения и поступки известны нам по трудам его учеников, а еще точнее - учеников его учеников (кого-то это нам напоминает, правда? Сократа, например. Хотя скитания в попытках приложить куда-нибудь свою политическую теорию больше похожи на Платона...). То есть, для Конфуция "конфуцианства" не существовало. Он учил вещам, которые полагал само собой разумеющимися и авытекающими из природы вещей и писаний древних - просто бери их как есть и учись, размышляя.
Каким же Конфуций видел мир и порядок вещей в нем?
Мир древнего китайца четко разделялся на три части - Небо, Землю и то, что между ними. Вначале был хаос, поом все светлое, легкое, горячее и твердое поднялось вверх и образовало Светлое начало (Ян, 陽), а все темное, тяжелое, прохладное и мягкое - сгустилось внизу и образовало Темное начало (Ин, 陰). Эти начала находятся в вечном равновесии благодаря постоянной циркуляции ци (気). Ци - очень емкое понятие - оно охначает и "энергия", и "дух", и попросту "воздух". Воздух соединяет Небо и Землю, воздух дает человеку жизнь, правильная циркуляция энергии/воздуха - залог здоровья человека, страны, мира.
Царь - очень важная персона в мире древнего китайца. Его функции не исчерпываются только управлением - а носят сакральный характер. В иероглифе "Царь" (ван, 王), мы видим фигуру человека, соединяющего небо, землю и воздух. В этом взгляде на монархию нет ничего специфически конфуцианского и даже ничего специфически китайского: во многих местах власть царей и вождей рассматривалась без отрыва от их сакральной функции.
В чем же заключалась их сакральная функция? В первую очередь, в жертвоприношениях и продолжении рода - и только во вторую в управлении. И уж совсем в последнюю - в войне.
Лирическое отступление - о Китае и Вавилоне
Я, честно говоря, не знаю, почему наш знакомый ассиролог выделяет китайцев из "Вавилона" в отдельную графу. Китайцы и во времена Конфуция, и до него, и после точно так же стремились жить для радости, и китайская классическая литература тому подтверждением. Но какая же, к черту, может быть радость в ожидании то наводнения, то засухи, то набега прытких соседей? Тут быть бы живу - и это главная радость. Чтоб быть живу, нужно тесно кооперироваться и постоянно, как тот же ассиролог утверждает, "медиировать свои интересы" - то есть, считаться друг с другом.
Не знаю насчет вавилонян, а китайцы брали в этот счет и умерших предков, и богов. Религия древних китайцев не представляет нам такой сложной и развитой "теологии", как индийский или античный европейский или кельтский пантеон. Она практически вся сводится к почитанию предков. Метафизика китайцев необычайно проста: есть Небо, которое представляет собой некую концентрацию начала "ян" и распростнаняет эту энергию по миру, животворя и одушевляя его. Есть Земля - концентрация начала "Ин". И есть человек, в котором "Ин" и "Ян" смешаны, и нужно следить, чтобы гармония этих начал не нарушалась. В женщинах побольше начала "Ин", они ближе к Земле, чувственны, пассивны, склонны к пороку (не по причине врожденной греховности - а из-за этой своей пассивности). В мужчинах побольше начала "Ян", они ближе к Небу, интеллектуальны, активны, умны (не каждый в отдельности, а в целом по стране), добродетельны (но если мужчина совратился с истинного пути - с него и спрос гораздо больше, потому что женщина, склоняясь к пороку, следует своей природе склоняться к чему угодно, а мужчина, впадая в порок, попирает свою природу, совершая тем самым как бы тройной грех: против ближнего, против миропорядка в целом и против светлого начала в себе). Мужчина должен быть главным в семье и в мире, потому что иначе нарушится правильный энергообмен Ин-Ян. Царь должен быть главным в стране, потому что иначе нарушится правильный энергообмен Ин-Ян. Если он нарушится сильно, будет большой кирдык, но не для мироздания в целом - оно восстановится, таков порядок вещей, Ин опять осядет вниз и сконцентрируется в Землю, Ян поднимется вверх и сконцентрируется в Небо - но для людей, мир населяющих, в этот момент ничего хорошего не произойдет. Поэтому когда царь уже нарушил этот правильный энергообмен - признаком чего являются разные социальные и природные катаклизмы - его надобно сместить. Кого поставить на его место? Небо само разберется. Все это вместе до кучи называется "дао" (道).
Китай к моменту рождения Конфуция на свет уже обладал тысячелетней историей, и каждая семья насчитывала длинный список предков. Предки не отправлялись на Небо - они жили рядом, по соседству, и если их не почитать, могли серьезно навредить. Умирая, человек становился духом-хранителем семьи, брал на себя те же функции, какие царь выполнял для всего государства: быть посредником между Небом и землей, направлять энергию в нужные русла при помощи потоков ци. Поэтому покойников хоронили как можно более пышно, принося им большие жертвы. На том свете человек не должен знать ни в чем нужды - так что в могилы клали домашнюю утварь, животных, рабов и жен. Но это тоже никакой китайской специфики не составляет. Китайская специфика заключается в том, что никакого специального сословия для выполнения обрядовых функций так и не выделилось. Ничего похожего на индийскую касту браминов, античное жречество или кельтских друидов. Поклонение предкам оставалось делом семейным, гражданским - а поскольку сословия рабов и крестьян не имели толком времени на отправление этих функций, они отошли к потомственной чиновной знати, из которой вышел как Конфуций, так и большинство его учеников.
Я очень-очень хочу, чтобы вы не уподоблались юзеру Зам. Ком и не думали, что во времена Конфуция церемонии (ли, 禮) рассматривались как нечто самоценное и сверхценное. Поклонение предкам было важно постольку, поскольку, умерев, они продолжали оставаться членами рода и подданными своей страны, делали свою работу - и заслуживали соответствующего обхождения. В мире мертвых для китайца все было как в мире живых - то естьЮ и там простыми людьми управляли цари-ваны, и там они посредничали между богами и простыми покойниками - а уж те распространяли влияние на живых. Поэтому царские жертвоприношения были самыми главными. Если их не обеспечить - мертвецы помрут окончательно, некому станет следить за подпиткой "ци" - и род, пренебрегающий предками, захиреет.
Хиреть никому не хотелось, а количество обязательных к ублажению предков возрастало в каждом поколении - поэтому ритуалы становились все более сложными. И я не понимаю скепсиса нашего знакомого ассиролога в адрес танских законов, строго наказывающих за нарушение траура. Это сейчас соблюдение траура частное дело, и вмешательство государства в это частное семейное дело недопустимо. А во времена династии Тан народ серьезно верил, что обиженные несоблюдением траура предки могут та-акое устроить, что небо с овчинку покажется - и государство ситало своим прямым долгом предупредить буйство обиженых духов.
Отличие Китая от прочего Вавилона в том, что "принцип неумножения боли" китайцы распространили и на покойников - а поскольку при взаимном медиировании интересов приходится считаться в первую очередь с интересами тех, кто способен сильно тебе помочь или сильно обгадить всю малину - то и с покойниками считались соответственно. Но я, убей Бог, не вижу тут никакого отклонения от "рационал-релятивизма". Да, китайцы боялись нарушить "технику безопасности" в отношениях с миром богов и духов. Так вы покажите мне народ, который не боялся.
Все, лирическое отступление закончено.
Конфуций, надо сказать, сильно приложил лапу к упорядочению и упрощению этих ритуалов. Сборник обрядовых песен "Ши Цзин" он сократил на 9/10, благодаря чему мы потеряли довольно много знаний о первобытной китайской мифологии и мировоззрении разных племен, которые объединились под рукой первой империи Яо. Конечно, тут постарался не только он - я дальше расскажу, как так выщдло, что по всей стране не осталось ни одного полного, нетронутого рукой Конфуция, списка Ши-Цзин и И-Цзин (Книги Перемен). А сейчас песня не об этом, а о том, почему ритуал (ли) так сильно занимал мысли Учителя.
Конфуций изучил столько ритуалов, сколько было ему доступно - и свел все к 300 "большим" правилам и 3000 "малым" (мама дорогая, это сколько ж было ДО него?).
Тренироваться в почитании предков надо было еще при жизни этих предков - поэтому в отношениях "старший-младший" и "начальник-подчиненный" ли предписывал безусловный приоритет начальника и старшего (правильный энергообмен: старший бллиже к Небу). Конфуций свел "ли" между людьми к "пяти отношениям" - родители-дети, старшие братья(сестры)-младшие, муж-жена, господин-слуга (учитель-ученик, царь-вассал) и друг-друг. Из этих пяти отношений только последние были отношениями равных. В каждой из этих ситуаций ли предполагал с обеих сторон проявление той или иной добродетели - скажем, в отношениях родители-дети от первых требовалось милосердие, от вторых - сыновняя почтительность.
Если человек настолько пропитывался "ли", что проявление нужной добродетели в каждой ситуации было интуитивным, спонтанным - такого человека Конфуций называл "благородным мужем". Без ли, учил Конфуций, искренность превращается в грубость, смирение - в трусость, отвага - в буйство.
Основным регулятором общественных отношений Конфуций полагал не систему наград и наказаний, но чувство стыда и гордости, стремление "сохранить лицо" и страх "потерять лицо".
Где Конфуций был реальным передовиком и новатором, хотя и не осознавал этого - так это в подходе к функциям власти. Наблюдая разложение чиновной знати, он провозгласил идеалом правления меритократию. Чиновником должен мочь стать человек любого сословия, если он того достоин по своим личным качествам. Поэтому Конфуций не отказывал в своем учении никому, кто приходил "со связкой вяленого мяса" (т. е. платой за обучение). Конфуций превозносил правителей, которые выбирали себе в наследники не сыновей, а наиболее достойных из своих советников.
Собственно, именно это - ничто другое - через столетия после смерти Конфуция сделало конфуцианство ведущей школой мысли, избранной из всех прочих школ. Объединенный Китай нуждался в огромной армии чиновников, и ни одно сословие не могло поставить кадры для этой армии, не истощив своих ресурсов полностью. Система государственных экзаменов стала социальным лифтом и источником "новой крови" для государственной системы.
Но до этого конфуцианство несколько столетий оставалось лишь одной из многих школ мысли. Как ни парадоксально, но именно раздробленность страны в эпоху Сражающихся Царств благотворно влияла на развитие мышления, как этического, так и стратегического (именно к этому времени относится создание трактата Сун Цзы). Число последователей Конфуция множилось в разных царствах - и каждый по-своему толковал его учение. Одним из этих последователей был Мэн-Цзы (латинизировано как Менций). Мэн-Цзы был учеником внука Конфуция, Цзы Сы. Живф в эпоху Сражающихся Царств, и внук Конфуция, и его ученик мечтали о порядке и спокойствии еще больше, чем сам Конфуций. Цзы Сы сочинил книгу под названием "Чжун Юн" - "Учение о середине" (中庸).
"Учение о середине" (оно же «Гармония срединности», «Срединный Путь», «Срединное и постоянное») - наиболее метафизичный текст во всем Учении. Наиболее религиозный, можно сказать. Цзы Сы подводит под этические построения дедушки метафизическую базу. Человек, согласно его учению, это своего рода микрокосм, который повторяет стрение макрокосма. В нем есть собственное "небо" - все хорошее, совесть, достоинство. Когда человек живет в согласии с этим Небом - он следует Дао.
Собственно, этот тезис не придуман Цзы Сы - это расхожее метафизическое представление тех времен, которое нашло отображение еще у Конфуция - «добродетель во мне – это результат действия Неба». Когда человек полносью познал себя - он открывает в себе Небо. Когда он следует Небу - открывает в себе жэнь.
Огромное значение для "Срединного пути" имеет искренность - "чэн" (誠). Человеку, учит Цзы Сы, свойственно стремиться к чэн. Тот, кто искрен - не лукав ни с собой, ни с другими - открывает Небо в себе и входит в согласие с Дао. Мэн Цзы развивает эти максимы: без искренности держаться дао невозможно.
И Цзы Сы, и Мэн Цзы настаивают на том, что природа человека изначально добра, что следование Небу - естественный путь, который реализуется свободно, как вода течет вниз, если ей ничто не мешает. Зло, по Мэн-Цзы, происходит именно оттого, что этой потенции, заложенной в каждом человеке от рождения, не дают реализоваться. Чтобы вкрнуться на путь (Дао), нужно сначала "вернуть себе природу", буквально - "вернуть сердце" (синь, 心).
Долженствование это выражено в категории "и" (義) - назовем ее "долг", хотя это очень неполное лексическое соответствие. Кто сказал "В рамках китайской этики ("и") становится самодовлеющим началом, его исполнение любой ценой само по себе считается главным смыслом человеческой жизни, независимо от того, как ведет себя по отношению к тебе и другим людям система, вменяющая вам этот долг"? Забудьте. Этот человек не читал ни "Мэн-Цзы", ни "Срединное и постоянное". Он читал легистов и недолегиста Сюн Цзы - фу, выплюньте каку. "И" связано в первую очередь с естественным ходом вещей. Долженствование здесь выражено примерно как в предложениии "чтобы получился такой-то результат, ты должен совершить такие-то действия". А иначе не получится. "И" - та необходимость, которую принимает человек, желающий следовать дао.
Учение Мэн Цзы, которое я назвала бы ортодоксальным конфуцианством, находилось в противоречии с учением Сюн Цзы (не путать с Сун Цзы, полководцем). Сюн Цзы не разделял взгляды Конфуция на то, что человек обладает врожденным стремлением к добру, и ставил во главу угла не "воспитание чувств", как Конфуций и Менций - а систему наград и наказаний. Вот именно по Сюн-Цзы "и" является абсолютныым и безусловным долгом, хай бы там шо. Но является ли учение Сюн Цзы конфуцианством?
Учение Сюн Цзы часто незывают конфуцианством - но это, по-моему, все равно что Троцкого ассоциировать с марксизмом. Сюн Цзы хорошо знаком с Учением, явно получил образование в одной из школ, основанных учениками Конфуция - но чаще он оппонирует Учению, чем развивает его. Подобно марксистам-большевикам, Сюн-Цзы превозносит авторитет основоположника, но высказывает и проводит в жизнь принципы, не имеющие отношения к Учению либо обратные ему. Современных ему конфуцианцев Сюн Цзы презирал. Особенно яростно он воевал с Мэн-Цзы, и написал очень много работ, опровергающих его взгляды.
Лирическое отступление-2
Почему наш знакомый ассиролог выдает взгляды Сюн Цзы за некий мэйнстрим, за "Классическое "среднее арифметическое", "общее место" китайской идеологии" в то время как мэйнстримом были все-таки взгляды Мэн-Цзы и последователей?
Возможно, именно для того, чтобы со спокойной душой вычеркнуть Китай из "вавилона" и заявить: "Мне лично доставляет большое удовольствие думать, что люди, которые все вышеизложенное находили возвышенным и поучительным, чрезвычайно плохо жили".
А возможно - именно потому что Китай НА САМОМ ДЕЛЕ является одним изз вариантов реализации "вавилона". Недаром ассиролог отмечает, что именно исходные посылки Сюн Цзы (не Конфуция и Менция, не Лао Цзы!) - близки к "Принципу Вавилонской Блудницы". Статья ассиролога о Китае сумбурна, там "смешались в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий", там ключевым понятиям китайской этики даны толкования настолько произвольные, насколько это требуется, чтобы, не сильно позорясь, задачку подогнать под ответ, а ответ таков: "С ПРАВИЛЬНЫМ ВАВИЛОНОМ ЭТОГО СЛУЧИТЬСЯ НЕ МОЖЕТ!"
А почему, собснно, не может? Тезис насчет того, что "китайцы живут не для радости, а для совести", построен полностью на подтасовках, одна из которых - выдача Сюн Цзы за представителя мэйнстримного конфуцианства (я могу перечислить их все - но кому-то это нужно?). Китайцы жили для радости ничуть не в меньшей степени, чем вавилоняне.
Уж насколько они себе могли обеспечить эту радость в ходе трехсот лет сплошных войн - вопрос отдельный.
Конец лирического отступления.
Итак, Сюн Цзы, полагая себя правильным конфуцианцем, ненавидит большинство других конфуцианцев и возражает им изо всех сил. Если для ортодоксального конфуцианства упорядочивание чувств и поступков при помощи ли - дело естественное, вроде садоводства (Менций учит, что добродетели естественным образом вырастают из простыхх чувств: жэнь - из сострадания, ли - из уважения, чувство долга - из стыда, а мудрость - из любопытства), то для Сюн Цзы человек - неоструганная деревяшка, а ли - рубанок, который при помощи насилия делает из этого чурбана некое подобие Буратино. Чтобы Буратино правильно двигался, его нужно дергать за ниточки страха наказаний и желания поощрений, а не апеллировать к его совести, как учил Конфуций. Ли имеет смысл не потому что боги и духи усопших состоят с нами в общении и чего-то от нас хотят - а потому что людям-чурбачкам нужен рубанок. Небо не является концентрацией доброго начала и не распространяет энергию по каналам, которые прокладывают боги и "чистят" духи - оно совершенно индифферентно и безучастно. Поэтому истинно мудрый человек не занимается метафизикой.
Сюн Цзы - первый материалист: "Люди молятся о дожде, и в самом деле идет дождь. Почему? Если ли для этого какие-либо основания? Я утверждаю, что нет. Вы могли не молиться о дожде, и он все равно пошел бы".
Однако он был недостаточно радикален для той силы, которая поднимала голову в истощенной постоянными войнами стране. Он не обрел популярности Менция, его бросили даже любимые ученики, Ли Сы и Хань Фэй. Некоторые его принципы они принесли в ту школу, к которой присоединились - в школу мыслителей-легистов. Остальные просто отбросили.
Кое-что от Сюн-Цзы все-таки вошло в ортодоксальное конфуцианское учение, а именно - прагматичное отношение к ли, перенос центра тяжести с мистического наполнения этого понятия - на социальное. Возрождение конфуцианства пришлось на время, когда старая религия сильно уступила место буддизму, а магические практики приватизировали даосы. Значение старых ритуалов (в частности, самопринижения и возвышения собеседника в разговоре, которое было направлено на то, чтобы отвести злых духов) забылось, и в учении Сюн Цзы последователи Конфуция нашли новое содержание для этих устоявшихся практик.
Теперь поговорим о дряни. О легистах.
Ли Сы и Хань Фэй, как я уже сказала, переметнулись от Сюн Цзы к легистам. Кто же такие легисты и чего они хотели?
Легизм (фа цзя, Учение Закона, 法 家) - современник конфуцианства и развился, как и конфуцианство, из отчаяния по поводу всеобщего бардака и разлада. Кое-кто полагает, что легизм - логческое продолжение конфуцианства. В какой-то стемени это так, если считать логическим продолжение "от противного". Конфуцианство потерпело крах как политическая практика - после ряда неудачных попыток Конфуция и Мэн-Цзы это стало ясно. Какие выводы сделал из этого Сюн Цзы, мы уже знаем, но его ученики пошли еще дальше: они окончательно отбросили конфуцианство как теорию морали и политики. Путь Неба? Ха! Человечность? Ха-ха! Искренность и возвращение сердца? Ха-ха-ха-ха! Да вы посмотрите вокруг - правители воюют, народ мрет с голоду целыми селеньями, поля засевают костьми и поливают кровью - какой там жэнь, какой ли, о чем вы? Каждый человек по природе своей сволочь и думает только о себе. Даже матери растят детей лишь потому, что хотят в старости иметь кормильцев - а то бы при рождении топили их всех, а не только половину. Это плохо? Да, плохо. Но с другой стороны, это и хорошо. Потому что трусливой, жадной, похотливой скотиной по имени Человек, можно эффективно управлять, если не разводить соплежуйства на тему жэнь и чэнь, а взять в одну руку кнут, а в другую пряник. Ну и знать, как их правильно применять.
Вот теоретической разработке применения кнута и пряника как раз и посвятили себя Ли Сы и Хань Фэй.
Нельзя сказать, что они были так уж сильно оригинальны. Был еще такой себе Шэнь Дао, пришедший к близким выводам - но не от конфуцианства, а от даосизма. Был Ли Куй, канцлер царства Вэнь, написваший "Книгу Закона". Был Шэнь Бухай, канцлер царства Хань (где подвизался потом Хань Фэй) - он разработал в своем трактате концепцию "шу", 術 - искусства управления, точнее - управленческой манипуляции (этим же знаком в китайском обозначается "техника", "мастерство", и - внимание! - "магия"). Был, наконец, Шан Ян, солнышко, блять, ясное, создавший в царстве Цинь дивные порядочки со всеобщшим доносительством, поголовным забриванием в солдаты и круговой порукой (которой прежде в Китае не водилось) - и от этих порядочков погибший (когда наследник царя Цинь Сяо Гуна, Хуй Вэнь, велел его схватить, он попытался скрыться под чужим именем - но хозяин постоялого двора стукнул властям на подозрительного гостя - которого тут же арестовали, разоблачили и разорвали конями).
Как и их учитель, Ли Сы и Хань Фэй были сугубыми материалистами и рассматривали "ли" только как регулятор социальных отношений. Такие бойкие ребята очень быстро нашли себе работу - один в царстве Хань, другой в царстве Цинь. Там как раз подрастал праправнучек Хуй Вэня - Хуань Ди. Когда между царствами Цинь и Хань началась война, Хань Фэя послали в Цинь на прееговоры. Старый друган и однокашник Ли Сы подсказал императору схватить и казнить Хань Фэя - устранение такого умного советника должно было бы ослабить царство Хань. Хуань Ди был большой поклонник Хань Фэя и его книг - и не хтел идти на такую крайню меру. Ли Сы сам отдал приказ погранцам задержать Хань Фэя и велел тому выпить йаду. Хуань ди, что интересно, не обиделся на эту самодеятельность.
Впрочем, Ли Сы от расправы с однокашником немного выиграл: когда Хуань Ди помер, объединив Китай впервые за 200 лет, Ли Сы принудил наследника покончить с собой, а сам с помощью евнуха Чжао Гао возвел на престол малолетнего Эр-Ши Хуань Ди. После чего дружба между ними закончилась, и Чжао Гао, обвинив Ли Сы в измене, приказал казнить его распиливанием пополам на главной площади.
Но еще при жизни Ши Хуань-Ди Ли Сы успел сделать одно "доброе дело" - приказал сжечь во всей стране все конфуцианские книги и запретить распространение конфуцианского учения. Отныне и навсегда единственно правильным учением должен был стать легизм, единственной историей - история покорения всех царство царством Цинь.
Конфуцианское учение было опасно тем что культивировало идеал "благородного мужа", который с точки зрения легизма был очень вредным кадром для государства - тем, у кого много принципов, мужества, стоййкости и мало пороков, трудно манипулировать. Таких людей в правильном легистском государстве по возможности быть не должно.
Вот почему не уцелело ни одной полной, доконфуцианской версии "Книги Песен". За ней, как и за "Книгой Истории", гонялись особо. Любой, кого уличали в укрывательстве или хотя бы знании этих книг, подлежал казни. 460 конфуцианских учителей были погребены заживо только в столице. Кронпринц Фусу (которого потом съест наша сладкая парочка) пытался протестовать - но отец услал его на границу, фактически в изгнание.
Чжан Цзя, поэт эпохи Тан, впоследствии напишет иронически: "Так и вышло, что ни Лю, ни Сян не читали книг" - в смысле, крестьянин Лю Бань и чиновник Сян Юй, которые восстали против тирании Чжао Гао, были не в курсе насчет того, что нужно следовать путем Неба - и действовали именно легистскими методами, мечом и огнем. Так что легисты и их последователи что посеяли, то и пожали.
Лирическое отступление 3.
Наш знакомый ассиролог именно Лю Баня и Сян Юя приводит в пример того, насколько понятие "жэнь" не совпадает с "человечностью":
" (это) готовность к выполнению норм "ли" и требует скорее перевода "вежественность, приличие, пристойность". К человечности в смысле милосердия, жалостливости, товарищества и снисходительности "жэнь" никакого отношения не имеет. Так, традиция устойчиво противопоставляет друг другу аристократа Сян Юя и простолюдина Лю Бана, столкнувшихся в борьбе за императорский престол. Аристократ, как подчеркивает источник, в высокой мере исполнен начала "жэнь", но при этом, согласно тому же источнику, для него характерны постоянные притеснения и преследования других, которых он в массовом порядке и с необычайной жестокостью убивает. Простолюдин Лю Бан совершенно лишен начала "жэнь" и ведет себя грубо и непристойно, однако щедро делится добычей со своими приверженцами и, в общем, человек незлой, а часто и на редкость снисходительный. В частности, сторонник Лю Бана говорит ему прямо в лицо: "Вы, государь, были горделивы и относились к людям свысока, а Сян Юй был исполнен начала "жэнь" и осуществлял "жэнь" по отношению к людям; однако Вы, государь, посылая своих людей на штурм городов и захват земель, отдавали своим людям все, что захватывалось, и всех, кто сдавался, значит, с Поднебесной у Вас был общий интерес. Сян Юй же завидовал мудрым и ненавидел способных, он вредил тем, кто добивался успеха... одерживая победы, не награждал людей за заслуги, приобретая земли, не одарял выгодами других" ("Ши Цзи", гл.8 [Сыма Цянь. Исторические записки. II. М., 1975. C.188])."
Надеюсь, после этой лекции вы сможете оценить весь масштаб передерга. Действительно, у Сян Юя и Лю Баня было херовато с "жэнь" - оба они представляли собой продукт гуманитарной катастрофы, которая длилась в царстве Цин 100 с гаком лет, а потом распространилась на весь Китай. Ассиролог же наш представляет их как нечто типическое, характерное для китайской ментальности.
Сыма Цянь, на которого он ссылается, представлял собой тот же продукт той же гуманитарной катастрофы - "и ведь это один из лучших" (с) Атос. Нам трудно оценить масштаб пи-цзе-ци, пришедшего в Китай с циньским завоеванием - даже у нас пи-цзе-ци длился меньше. Почму же судьба распорядилась так? Почему именно Циньские ваны с их трахнутыми во всю голову советниками переломили хребет китайской истории?
Да потому что в условиях постоянной войны всех со всеми именно наибольший политический цинизм и "мобилизационная" модель государства позволила Цинь создать самую эффективную военную машину, которая раздавила всех остальных. Но то, что годится для войны - не годится для мирного времени. Из легистов получились никакущие правители, когда воевать стало не с кем - и их порвали в куски; конфуцианство снова подняли на щит при династии Хань (основанной Лю Банем) - никакой другой политической теории для МИРНОГО времени не осталось, все, до чего дошли руки - сожгли, всех, до кого дошли руки - закопали. Уцелели самые хитрые, циничные, умеющие приспосабливаться. Уцелели немногочисленные, избранные труды. Сыма Цянь жаловался на то, как ему тяжело работать - исторические книги сожжены, в устных преданиях много вранья. Он искренне считал себя конфуцианцем - но мог быть им ровно в той степени в какой позволяла пост-циньская атмосфера, из которой политический цинизм и предпочтение командных методов никуда не делись.
Ассиролог славит и хвалит сына Лю Баня, Сяо Вэня, - как единственного "вавилонского"правителя Китая; но ведь он же, этот Сяо Вэнь, провозглашает именно конфуцианские принципы - принципы Цзы Сы и Мэн Цзы. В лице сяо Вэня мы видим образцового конфуцианского "благородного мужа", идеал правителя, перед которым склонились бы и Учитель, и его наследники. Отчего же ассиролог провозглашает его "нарушителем конфуцианских норм"? Думаю, по причине, озвученной выше - ему неприятна мысль о том, что несколько неверных движений - и пи-цзе-ци придет в "его" Вавилон.
Конец лирического отступления 3 и половины лекции. ЖЖ не хочет постить больше.
no subject
Нашла одну забавность. "Цинь" созвучно "цинизм" (хотя второй корень изначально латинский).