![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
"Сердце меча": небольшой ремоделинг
Одна сцена из 5 главы в ходе редактуры переписана, и чуть-чуть больше становится известно о прошлом Дика.
— Разве я сказал что-то не так? — черные брови вавилонянина чуть приподнялись. — Между вами все происходило иначе?
— Нет, вы угадали, — опустил голову Дик. — Хотя я не знаю, как…
— Немножко знания людей, и, если хочешь, классической литературы. А что это была за история с ножом? Если не хочешь, не рассказывай.
Дик отчего-то почувствовал, что хочет рассказать. Хочет поговорить об этом… с вавилонянином. Да, именно с вавилоняином.
- В приюте на Мауи у меня был друг. Где-то на год старше. Симон в крещении, но все его звали Таракихи, даже священник. Таракихи был гем, - Дик посмотрел в глаза Мориты. – С синими волосами.
- Сёфу, - кивнул Морита. – Сексуальная обслуга. Хозяин сбежал, взрослую прислугу приставили к каким-то работам, детенышей отправили в приют.
- Хозяин не сбежал, он погиб, – мышца где-то под челюстью Дика вдруг начала дергаться сама, против его воли. - Его сын был в том же приюте. В старшей группе.
- Анару Матепараэ, - усмехнулся Моро.
- Да. Откуда вы знаете?
- Все-таки я из семьи Морита, мне положено знать имя наследника семьи Матепараэ. И вы были в одном приюте. Забавно.
- Что в этом забавного?
- Ирония судьбы, Дик. Больше ничего. Стало быть, юный Анару и в приюте продолжал относиться к Таракихи как к своему слуге?
- Хуже. Он относился к нему как к своей собаке. Нет, не так. Я даже не знаю, с чем сравнить.
- Я знаю. Но ты, воспитанник доблестных христианских воинов, конечно же не мог допустить такого обращения со своим товарищем?
- Вы смеетесь надо мной, что ли?
- Нисколько. Из-за Таракихи вы конфликтовали с Анару?
- Я его бил, если он попадался мне один. Если он был с дружками, то бил меня. Таракихи… он совсем не мог за себя постоять. Он не мог даже отказаться выполнять приказы. Его… сделали таким, - теперь Дик смотрел на беловолосого вавилонянина обвиняющее.
- Запечатлели на хозяина, - спокойно сказал тот. – И что же было дальше?
- Меня усыновили, и я полтора года его не видел. Жил с одной семьей на приполярной станции, там налаживали нефтедобычу… Потом эта семья улетела, а меня вернули в приют.
- Мерзко они с тобой обошлись.
Дик пожал плечами.
- С Таракихи обошлись хуже. Анару никто не хотел брать. А Таракихи отказывался идти в любую семью без него. Отказывался лечиться, разрывать эту… связь в мозгах. Анару заставлял его сбегать из приюта и... зарабатывать для себя деньги… в самых помойных кварталах Палао…
- И однажды ты увидел, как он зарабатывает для своего хозяина… Понимаю.
- Не понимаете, - Дик ответил тихо, вновь борясь с подкатывающей тошнотой. – Это был имперец. Христианин. Я видел его в храме. Он выходил к алтарю и читал Писание. Если бы я не узнал его, я бы, может, и не кинулся с ножом…
- А где ты взял нож?
- А это был его. Даже не нож, универсалка. Он работал монтажником. Отложил в сторону пояс с инструментами, чтобы… - юноша схватился за горло. На то, чтоб справиться с собой, понадобилось секунд пять.
- И тебя судили?
- Нет, вы же слышали, что сказала миледи. До суда дело не дошло. То есть, того типа судили, конечно, а меня нет. Нас отправили в клинику – меня и Таракихи. Меня на обследование, его на лечение, потому что больше эту зависимость уже терпеть было никак нельзя. Потом меня усыновил мастер Хару, и с Таракихи мы уже не виделись. На письма он не отвечал.
Дик сделал несколько глубоких вдохов.
- Анару пустил про меня слух, что мы с Таракихи… ну, вы поняли. Вранье, конечно, но… кто-то что-то где-то слышал, и… до «Паломника» это тоже дошло. Наши не поверили, конечно… То есть, я думал, что не поверили… Теперь я не знаю, что думать.
- Не поверили, не поверили, - успокоил Морита. – Хотя… Ты сам-то уверен в своих мотивах?
Дик напрягся, выпрямившись на стуле.
- Эй, мне лицо разбили за девушку, вы еще помните?
- Я не об этих, а о других мотивах. Как и леди Мак-Интайр, я вижу некий общий узор в твоих злоключениях на Мауи и на корабле. Ты читал этот рассказ вашего блаженного Гилберта, «Неуловимый принц»?
Дик пожал плечами.
- Ты ведешь себя как его герой. Ты совершенно прав – и при этом губишь себя. Задумайся, почему ты так делаешь. Что в такие минуты толкает тебя на саморазрушение.
Дик совершенно не хотел задумываться об этом, и так с тошнотой еле удавалось справляться. Вместо этого он спросил:
- Вы и в самом деле считаете, что я прав? Не сейчас, а… тогда?
Брови Мориты встали «домиком» на миг.
- Ты очень многого не понял о нас, Дик. Мы действительно относимся к гемам как к домашним животным. Считаешь ты это правильным или нет, мне безразлично. Но в деле с Таракихи я, безусловно, поддержал бы себя, потому что и с животными нельзя обходиться так скверно, как обходился с твоим... другом… его хозяин.
- Анару не был его хозяином!
- Так считали ваши имперские власти. Анару и Таракихи считали иначе. В любом случае, Анару обращался с ним скверно – и при всем отвращении, которое я питаю к вашей идеологии, я бы помог тебе против него, не дожидаясь, пока ваши благонамеренные идиоты придут к правильному решению: перезапечатлеть Таракихи с Анару на кого-то другого.
- Но ведь нельзя заставлять человека сделать правильный выбор!
- Человека – нельзя. Но Дик, мы никогда не найдем с тобой общего языка: Таракихи – высокоразвитый биоконструкт, созданный на основе вида хомо сапиенс сапиенс – но не человек. Ваше приютское начальство просто длило его мучения, пряча голову в песок и делая вид, что он способен на какой-то там выбор. О, боги. Я все больше ненавижу вашу Империю – даже не за то, что вы разгромили нас в войне. И не за то, что вы оставили меня нищим. А за то, что вы взяли на себе ответственность за миллиарды живых существ, о которых ничего не знаете и знать не хотите!
- Мы знаем, что это вы их искалечили! – Дик спохватился. – То есть… не вы лично, мастер Морита… но вы одобряли это. Вы молчали.
- Кажется, кто-то хочет втянуть меня в политическую дискуссию, чтобы отвлечь от своих проблем.
- Все мои проблемы сойдут с синяками.
- Нет, не сойдут. Если ты не хочешь подумать о себе – подумай хотя бы о людях вокруг тебя. О капитане, о леди Констанс. Как бы они себя чувствовали, если бы ты понес наказание, а они потом узнали, что наказали невиновного?
Дик закрыл ладонью наливающееся жаром лицо.
- Ты ни секунды не думал о них, правда?
Дик опустил руку.
- Но ведь вы тоже отвлекли меня от вопроса – как вышло, что вы не слышали наш разговор, а свидетельствовали в мою пользу? А если бы… вы не угадали? Если бы виноват был я, а не Бет?
Моро посмотрел на него, словно прикидывал что-то.
— Я был уверен на девять десятых, — сказал он. — Потому что я немножко знаю Бет, немножко знаю тебя, и привык доверять своим суждениям о людях. Ты знаешь, что запотевшее стекло, по которому написали пальцем и стерли, запотев снова, показывает стертый рисунок?
Дик опустил ресницы, трогая языком разбитую губу.
— Но если бы вы ошиблись, это была бы такая скверная ложь, что хуже, наверное, и не бывает…
— Я просчитал последствия для тебя и для Бет. Даже в этом случае наказание, которому подвергли бы тебя, было несоизмеримо с неприятностью, которую ты причинил бы ей — особенно учитывая то, что она сама этого хотела.
— Я не должен был поддаваться.
— Почему? Ты когда-нибудь задумывался над этим? Почему ваш Бог, которого вы зовете благим и подателем всякого блага, запрещает самое невинное из удовольствий?
Он склонился к Дику так, что лица их оказались на одном уровне, и тихо, распевно проговорил:
— Нет в мире лучше молитвы
тому, кто стоит молитвы,
чем соединенье плоти,
не взятое против воли.
И с каждым ударом тел их
так радостно сердце бога,
как будто он сам на ложе
простерт с обоими вместе.
И веселятся дружины,
с громами сдвигая кубки:
«Воистину, сладки жертвы,
что люди приносят нашим!»
И за пределами мира,
под гнетом иных созвездий,
бичи над горами мечут
в их честь валараукары.
И лишь в подполье Вселенной
в углу с гнилыми щелями
разносятся скрип и скрежет,
а шума вина не слышно.
И бог вопрошает бога:
«Эй, кто там в углу Вселенной
не радуется со всеми
той доброй радости плоти?»
И бог отвечает богу:
«Не знаю, как ты заметил?
То малый демон Синая
и семя его, Распятый .
— Это ложь! — Дик даже вскочил, так что боль ударила в голову, но он не умолк: — Это сочинил человек, который обо всех писал гадости, кроме тех, кто ему нравился, а сам струсил даже присоединиться к акции гражданского несогласия.
- То, что он струсил – всего лишь мнение Брайана Риордана. А если это ложь - то чего ради тебе разбили лицо? И почему ты грезишь не о браке, а о военизированном монастыре?
Дик не нашелся, что ответить. Лед почти растаял, и холодные струйки бежали по его руке к локтю, капая на пол, и выпитое бренди стало отдавать перегаром. Но, видимо, именно бренди придало его мыслям необычную легкость, и ответ, до которого он иначе додумался бы только возле лифта, вдруг выскочил сам собой:
— Вы же видите — я слишком глуп, чтобы понимать женщин.
Моро засмеялся — ответ ему явно понравился.
— Иди ка спать, Рики, — сказал он. — И… не сделай глупости.
— Разве я сказал что-то не так? — черные брови вавилонянина чуть приподнялись. — Между вами все происходило иначе?
— Нет, вы угадали, — опустил голову Дик. — Хотя я не знаю, как…
— Немножко знания людей, и, если хочешь, классической литературы. А что это была за история с ножом? Если не хочешь, не рассказывай.
Дик отчего-то почувствовал, что хочет рассказать. Хочет поговорить об этом… с вавилонянином. Да, именно с вавилоняином.
- В приюте на Мауи у меня был друг. Где-то на год старше. Симон в крещении, но все его звали Таракихи, даже священник. Таракихи был гем, - Дик посмотрел в глаза Мориты. – С синими волосами.
- Сёфу, - кивнул Морита. – Сексуальная обслуга. Хозяин сбежал, взрослую прислугу приставили к каким-то работам, детенышей отправили в приют.
- Хозяин не сбежал, он погиб, – мышца где-то под челюстью Дика вдруг начала дергаться сама, против его воли. - Его сын был в том же приюте. В старшей группе.
- Анару Матепараэ, - усмехнулся Моро.
- Да. Откуда вы знаете?
- Все-таки я из семьи Морита, мне положено знать имя наследника семьи Матепараэ. И вы были в одном приюте. Забавно.
- Что в этом забавного?
- Ирония судьбы, Дик. Больше ничего. Стало быть, юный Анару и в приюте продолжал относиться к Таракихи как к своему слуге?
- Хуже. Он относился к нему как к своей собаке. Нет, не так. Я даже не знаю, с чем сравнить.
- Я знаю. Но ты, воспитанник доблестных христианских воинов, конечно же не мог допустить такого обращения со своим товарищем?
- Вы смеетесь надо мной, что ли?
- Нисколько. Из-за Таракихи вы конфликтовали с Анару?
- Я его бил, если он попадался мне один. Если он был с дружками, то бил меня. Таракихи… он совсем не мог за себя постоять. Он не мог даже отказаться выполнять приказы. Его… сделали таким, - теперь Дик смотрел на беловолосого вавилонянина обвиняющее.
- Запечатлели на хозяина, - спокойно сказал тот. – И что же было дальше?
- Меня усыновили, и я полтора года его не видел. Жил с одной семьей на приполярной станции, там налаживали нефтедобычу… Потом эта семья улетела, а меня вернули в приют.
- Мерзко они с тобой обошлись.
Дик пожал плечами.
- С Таракихи обошлись хуже. Анару никто не хотел брать. А Таракихи отказывался идти в любую семью без него. Отказывался лечиться, разрывать эту… связь в мозгах. Анару заставлял его сбегать из приюта и... зарабатывать для себя деньги… в самых помойных кварталах Палао…
- И однажды ты увидел, как он зарабатывает для своего хозяина… Понимаю.
- Не понимаете, - Дик ответил тихо, вновь борясь с подкатывающей тошнотой. – Это был имперец. Христианин. Я видел его в храме. Он выходил к алтарю и читал Писание. Если бы я не узнал его, я бы, может, и не кинулся с ножом…
- А где ты взял нож?
- А это был его. Даже не нож, универсалка. Он работал монтажником. Отложил в сторону пояс с инструментами, чтобы… - юноша схватился за горло. На то, чтоб справиться с собой, понадобилось секунд пять.
- И тебя судили?
- Нет, вы же слышали, что сказала миледи. До суда дело не дошло. То есть, того типа судили, конечно, а меня нет. Нас отправили в клинику – меня и Таракихи. Меня на обследование, его на лечение, потому что больше эту зависимость уже терпеть было никак нельзя. Потом меня усыновил мастер Хару, и с Таракихи мы уже не виделись. На письма он не отвечал.
Дик сделал несколько глубоких вдохов.
- Анару пустил про меня слух, что мы с Таракихи… ну, вы поняли. Вранье, конечно, но… кто-то что-то где-то слышал, и… до «Паломника» это тоже дошло. Наши не поверили, конечно… То есть, я думал, что не поверили… Теперь я не знаю, что думать.
- Не поверили, не поверили, - успокоил Морита. – Хотя… Ты сам-то уверен в своих мотивах?
Дик напрягся, выпрямившись на стуле.
- Эй, мне лицо разбили за девушку, вы еще помните?
- Я не об этих, а о других мотивах. Как и леди Мак-Интайр, я вижу некий общий узор в твоих злоключениях на Мауи и на корабле. Ты читал этот рассказ вашего блаженного Гилберта, «Неуловимый принц»?
Дик пожал плечами.
- Ты ведешь себя как его герой. Ты совершенно прав – и при этом губишь себя. Задумайся, почему ты так делаешь. Что в такие минуты толкает тебя на саморазрушение.
Дик совершенно не хотел задумываться об этом, и так с тошнотой еле удавалось справляться. Вместо этого он спросил:
- Вы и в самом деле считаете, что я прав? Не сейчас, а… тогда?
Брови Мориты встали «домиком» на миг.
- Ты очень многого не понял о нас, Дик. Мы действительно относимся к гемам как к домашним животным. Считаешь ты это правильным или нет, мне безразлично. Но в деле с Таракихи я, безусловно, поддержал бы себя, потому что и с животными нельзя обходиться так скверно, как обходился с твоим... другом… его хозяин.
- Анару не был его хозяином!
- Так считали ваши имперские власти. Анару и Таракихи считали иначе. В любом случае, Анару обращался с ним скверно – и при всем отвращении, которое я питаю к вашей идеологии, я бы помог тебе против него, не дожидаясь, пока ваши благонамеренные идиоты придут к правильному решению: перезапечатлеть Таракихи с Анару на кого-то другого.
- Но ведь нельзя заставлять человека сделать правильный выбор!
- Человека – нельзя. Но Дик, мы никогда не найдем с тобой общего языка: Таракихи – высокоразвитый биоконструкт, созданный на основе вида хомо сапиенс сапиенс – но не человек. Ваше приютское начальство просто длило его мучения, пряча голову в песок и делая вид, что он способен на какой-то там выбор. О, боги. Я все больше ненавижу вашу Империю – даже не за то, что вы разгромили нас в войне. И не за то, что вы оставили меня нищим. А за то, что вы взяли на себе ответственность за миллиарды живых существ, о которых ничего не знаете и знать не хотите!
- Мы знаем, что это вы их искалечили! – Дик спохватился. – То есть… не вы лично, мастер Морита… но вы одобряли это. Вы молчали.
- Кажется, кто-то хочет втянуть меня в политическую дискуссию, чтобы отвлечь от своих проблем.
- Все мои проблемы сойдут с синяками.
- Нет, не сойдут. Если ты не хочешь подумать о себе – подумай хотя бы о людях вокруг тебя. О капитане, о леди Констанс. Как бы они себя чувствовали, если бы ты понес наказание, а они потом узнали, что наказали невиновного?
Дик закрыл ладонью наливающееся жаром лицо.
- Ты ни секунды не думал о них, правда?
Дик опустил руку.
- Но ведь вы тоже отвлекли меня от вопроса – как вышло, что вы не слышали наш разговор, а свидетельствовали в мою пользу? А если бы… вы не угадали? Если бы виноват был я, а не Бет?
Моро посмотрел на него, словно прикидывал что-то.
— Я был уверен на девять десятых, — сказал он. — Потому что я немножко знаю Бет, немножко знаю тебя, и привык доверять своим суждениям о людях. Ты знаешь, что запотевшее стекло, по которому написали пальцем и стерли, запотев снова, показывает стертый рисунок?
Дик опустил ресницы, трогая языком разбитую губу.
— Но если бы вы ошиблись, это была бы такая скверная ложь, что хуже, наверное, и не бывает…
— Я просчитал последствия для тебя и для Бет. Даже в этом случае наказание, которому подвергли бы тебя, было несоизмеримо с неприятностью, которую ты причинил бы ей — особенно учитывая то, что она сама этого хотела.
— Я не должен был поддаваться.
— Почему? Ты когда-нибудь задумывался над этим? Почему ваш Бог, которого вы зовете благим и подателем всякого блага, запрещает самое невинное из удовольствий?
Он склонился к Дику так, что лица их оказались на одном уровне, и тихо, распевно проговорил:
— Нет в мире лучше молитвы
тому, кто стоит молитвы,
чем соединенье плоти,
не взятое против воли.
И с каждым ударом тел их
так радостно сердце бога,
как будто он сам на ложе
простерт с обоими вместе.
И веселятся дружины,
с громами сдвигая кубки:
«Воистину, сладки жертвы,
что люди приносят нашим!»
И за пределами мира,
под гнетом иных созвездий,
бичи над горами мечут
в их честь валараукары.
И лишь в подполье Вселенной
в углу с гнилыми щелями
разносятся скрип и скрежет,
а шума вина не слышно.
И бог вопрошает бога:
«Эй, кто там в углу Вселенной
не радуется со всеми
той доброй радости плоти?»
И бог отвечает богу:
«Не знаю, как ты заметил?
То малый демон Синая
и семя его, Распятый .
— Это ложь! — Дик даже вскочил, так что боль ударила в голову, но он не умолк: — Это сочинил человек, который обо всех писал гадости, кроме тех, кто ему нравился, а сам струсил даже присоединиться к акции гражданского несогласия.
- То, что он струсил – всего лишь мнение Брайана Риордана. А если это ложь - то чего ради тебе разбили лицо? И почему ты грезишь не о браке, а о военизированном монастыре?
Дик не нашелся, что ответить. Лед почти растаял, и холодные струйки бежали по его руке к локтю, капая на пол, и выпитое бренди стало отдавать перегаром. Но, видимо, именно бренди придало его мыслям необычную легкость, и ответ, до которого он иначе додумался бы только возле лифта, вдруг выскочил сам собой:
— Вы же видите — я слишком глуп, чтобы понимать женщин.
Моро засмеялся — ответ ему явно понравился.
— Иди ка спать, Рики, — сказал он. — И… не сделай глупости.
no subject
(Будем считать, что реплику: "Алексей, а вас я не спрашивала - что мне писать, а что не писать!" - Вы уже произнесли :))
no subject
no subject
Впрочем, Вы автор, Вам виднее. Наверное, я зря придираюсь.
Вы, главное, пишите быстрее, а? А то уже устаёшь ждать обновлений на сайте...
no subject
no subject