![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Так и быть, выкладываю сочинение по Кальвину
Учение Кальвина о безусловном предопределении
Вопрос соотношения предопределения, благодати и свободы воли был и остается одним из самых животрепещущих вопросов догматического богословия. Двумя вехами, обозначающими противоположные точки зрения на этот вопрос, являются имена Пелагия и Августина. Пелагий абсолютизировал свободу воли, утверждая, что человек способен достичь спасения собственными силами. Августин, напротив, создал учение о божественном предопределении, изложенное в трактате «О предопределении святых» и базирующееся на словах Ап. Павла: Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями. А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил (Рим. 8:29-30). «Итак, Бог избрал нас во Христе прежде создания мира», - пишет блаженный Августин, - «предопределив усыновить нас. Избрал не потому, что мы сами по себе собирались быть святыми и непорочными, но избрал и предопределил, чтобы мы были. Сотворил же сие по благоволению воли Своей, чтобы никто на хвалился своей волей, но Божией волей в отношении себя; сотворил сие по богатству благодати Своей, по благоволению Своему, которое прежде положил в возлюбленном Сыне Своем, в Котором и мы сделались наследниками, будучи предопределены к тому по намерению: не нашему, но Того, Кто все совершает, вплоть до того, что совершает в нас и само хотение (Фил. 2, 13). Совершает же по совету воли Своей, чтобы мы были к похвале славы Его. Потому-то мы и призываем, чтобы "никто не хвалился человеком" (1 Кор. 3, 21), а, значит, и самим собой; но "хвалящийся пусть хвалится Господом" (Там же, 1, 31), чтобы нам быть к похвале славы Его. Ибо Он Сам совершает по Своему намерению, чтобы мы были святыми и непорочными, к похвале славы Его, ради чего и призвал нас, предопределив прежде создания мира. Из этого Его намерения происходит само призвание верных в собственном смысле слова, которым все содействует ко благу. Ибо они призваны по намерению (Рим. 8, 28), а дары и призвание Божие непреложны».
Нельзя не отметить, что Августин абсолютизирует предопределение и действие Божией благодати. Кальвин абсолютизирует предопределение еще сильнее. Основной принцип кальвинистской сотериологии заключается в следующем: «только Бог спасает грешников. Другими словами, дело спасения зависит только от Него. Кальвинисты исходят из положений Св. Писания, что обретение веры во Христа и дальнейшее пребывание с Богом, вплоть до жизни в Царстве Небесном — исключительно милость Божия, даваемая верующему человеку. Сам человек может только обрести ее. Но ни заслужить, ни выработать, ни завоевать»*.
Эта тотальная абсолютизация и выводит учение Кальвина за пределы ортодоксии. Вот, например, что пишет о предопределении православный апологет**: «Не уничтожает ли такое понимание реальность свободы и ответственности человека? Если понимать под "свободой" возможность человека по своему желанию разрушить замысел Божий, то такой возможности у человека нет. Бог непременно совершит то, что Он определил совершить (Ис. 14:24). Если бы существование свободной воли предполагало, что из-за какого-нибудь нерасторопного ангела, проворного беса или грешного человека предвечный замысел Божий мог бы сорваться, то невозможно было бы говорить ни о каких обетованиях Божиих, а мироздание погрузилось бы в хаос, из которого уже никто и ничто не могло бы нас спасти. Чтобы мы не терзались пустыми страхами по этому поводу, Писание неоднократно указывает на то, что люди, действуя по своей воле, совершают только то, что в предвечном замысле Божием им предопределено совершить. При этом люди сами решают, как им поступить, и сами несут ответственность за свой выбор, они ни в коем случае не являются марионетками. Но хотят они этого или нет, верят они в это или нет, они совершают именно то, чему быть предопределила рука Его и совет Его; Бог, таким образом, обращает козни злых людей и бесов, против их желания, к исполнению Своих благих целей. Этой истиной Апостолы укреплялись на бесстрашную проповедь Евангелия: Ибо поистине собрались в городе сем на Святаго Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. И ныне, Господи, воззри на угрозы их, и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое (Деян. 4:27-29). Пророки Ветхого Завета также указывали на абсолютное владычество Бога над всем творением: языческие цари, нападавшие на народ Божий, были орудиями Его суда, оказывавшие ему покровительство — орудиями Его милости».
На первый взгляд, это очень похоже на кальвинизм. Но вот что пишут сами кальвинисты*: «Он (кальвинизм) основывает свои положения на Священном Писании, в котором говорится, что: "благодатию вы спасены чрез веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился" (Еф.2:8-9). Ограничимся одним этим высказыванием и заверим читателя, что при желании он найдет множество указаний Библии на то, что спасение человека зависит только от Бога и что еще до создания мира Бог решил, кто именно получит дар веры. Такова библейская позиция, которую излагает кальвинизм. Надо сказать, что она в корне противоречит тем церковным учениям, которые в деле спасения пытаются поднять роль Церкви за счет Бога. По их понятиям выходит, что спасает грешников Церковь, а не Бог. При всем величайшем уважении к Церкви кальвинист никогда не согласится с этим, поскольку Библия говорит ему совершенно иное». Таким образом получается, что Церковь отчего-то не встроена в Божий план предопределения святых к спасению. Это звучит довольно странно с точки зрения логики – если все предопределено, если все в руце Божией – а православные, без сомнения, разделяют убеждение в том, что это так – то каким образом ортодоксальная Церковь выпадает из Божией руки? Как это возможно логически – преувеличить роль Церкви за счет Бога, если роль Бога абсолютна? «Но и Церковь занимает в кальвинизме весьма высокое место, поскольку спасение проявляется именно в ней. Истинный кальвинист полностью согласен с утверждением, что без Церкви нет спасения». Что ж, рассмотрим экклезиологию кальвинизма. «Библия же говорит нам, что Церковь — это сами верующие. В Церкви Божией они собраны вместе, чтобы слушать Его Слово, возносить в молитве хвалу Ему, принимать в Таинствах Его Святые Дары. Бог создал Церковь для прославления Своего имени и помощи человеку в земной жизни. Но в Церкви присутствуют не только верующие. Есть и просто посторонние, есть и те, кто еще на пути к обретению веры; есть и такие, кто лицемерно носит обличие христианина. Поэтому кальвинизм учит о невидимой (истинной) Церкви и о Церкви видимой (внешней). Не наше дело допытываться, насколько искренно человек исповедует веру во Христа. Мы верим ему, хотя внимательно смотрим и на его дела. Подлинное же состояние сердца человека знает только Бог. Во все времена истинная Церковь существовала и будет существовать, каким бы ни казалось порой плачевным ее состояние. В каждой церкви какой угодно конфессии есть истинно верующие люди, которые обретут спасение. Ибо спасение, напомним, индивидуально, и дается по вере в Иисуса Христа. Не существует спасения, основанного только на факте принадлежности к какой-либо Церкви, какой бы внушительной и авторитетной она ни казалась». Если принять это положение как истинное, остается только задаться вопросом – почему Кальвин не остался в лоне Католической Церкви, успокоившись на том, что «Церковь — это сами верующие», а никоим образом не папская иерархия и не традиции, и не Предание, и на том, что «в каждой церкви какой угодно конфессии есть истинно верующие люди, которые обретут спасение»? Но нет – уже в следующем абзаце мы читаем: «В Церкви имеет право на существование только то, что установлено Самим Богом. Скажем иначе: имеет полное одобрение в Его Слове. В немалой степени это относится к богослужению. Оно должно быть только таким, каким его угодно видеть Богу, то есть — духовным. Не следует думать, что приукрашивание богослужения в соответствием с человеческими понятиями о красоте способны заменить красоту истины Божией, данной в Слове». Или, как выразился сам Кальвин: «В Церкви все человеческие традиции должны рассматриваться как ничего не стоящие, поскольку вся человеческая мудрость есть тщеславие и ложь». Как и все кальвинистские построения, на первый взгляд это кажется логичным – но если мы, руководствуясь логикой кальвинизма же, внимательно перечитаем Писание, мы увидим, что Бог уделяет внимание в том числе и «приукрашиванию богослужения в соответствием с человеческими понятиями о красоте». Писание говорит нам и об украшениях, которые по повелению Бога были устроены в Храме и скинии Завета – «И сделал умывальник из меди и подножие его из меди с изящными изображениями, украшающими вход скинии собрания» (Исх.38:8); и о том, что по повелению Божию были изготовлены торжественные одежды для Аарона и священников – «Вот одежды, которые должны они сделать: наперсник, ефод, верхняя риза, хитон стяжной, кидар и пояс. Пусть сделают священные одежды Аарону, брату твоему, и сынам его, чтобы он был священником Мне» (Исх.28:4). Причем, материал, цвет и украшение для этих одежд, связанные с символикой предстояния Аарона за народ Израилев перед Богом, имеют огромное значение: «И сделай верхнюю ризу к ефоду всю голубого [цвета]; (…) по подолу ее сделай яблоки из [нитей] голубого, яхонтового, пурпурового и червленого [цвета], вокруг по подолу ее; позвонки золотые между ними кругом: золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко, по подолу верхней ризы кругом; (…)И сделай полированную дощечку из чистого золота, и вырежь на ней, как вырезывают на печати: "Святыня Господня", и прикрепи ее шнуром голубого цвета к кидару, так чтобы она была на передней стороне кидара» (Исх.28:31-38). Господь придает большое значение и украшению самой святыни – «и стол [хлебов] предложения накроют одеждою из голубой [шерсти], и поставят на нем блюда, тарелки, чаши и кружки для возлияния, и хлеб [его] всегдашний должен быть на нем; и возложат на них одежду багряную, и покроют ее покровом из кожи синего цвета, и вложат шесты его; и возьмут одежду из голубой [шерсти], и покроют светильник и лампады его, и щипцы его, и лотки его, и все сосуды для елея, которые употребляют при нем, и покроют его и все принадлежности его покровом из кож синих, и положат на носилки; и на золотой жертвенник возложат одежду из голубой [шерсти], и покроют его покровом из кож синих, и вложат шесты его» (Чис.46 7-10). Господь благословляет и богослужебное, литургическое творчество людей: «Славьте Господа на гуслях, пойте Ему на десятиструнной псалтири; пойте Ему новую песнь; пойте Ему стройно, с восклицанием» (Пс.32:2,3), «хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтири и гуслях. Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе. Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите Его на кимвалах громогласных. Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуия. (Пс.150:3-6)». Создавая нас существами не только духовными, но и телесными, Господь позаботился и о том, чтобы красота богослужения была явлена и в вещах телесных, осязаемых: изображениях, песнях, торжественных облачениях. Отрицая все это, кальвинисты представляют дело так, будто ортодоксы приписывают этим деталям спасительное значение, что они призваны «заменить красоту истины Божией, данной в Слове», а не подчеркнуть ее. Отрицая Предание, они говорят: «кальвинизм боролся и продолжает бороться за полное очищение Церкви Христовой от всего того, что не соответствует Священному Писанию. В Его Церкви высшим авторитетом всегда будет Слово Божие, а не установления и обычаи людей». Но ведь именно Преданием установлен безусловный авторитет Писания! В собрании Свв. Отцов было решено, какие именно книги войдут в канон. Именно «установлениями и обычаями людей» это было решено, и не могло быть иначе, потому что Церковь есть богочеловеческий организм, тело Христово, и руководима Святым Духом. И как быть с тем постулатом, который гласит: «Библия же говорит нам, что Церковь — это сами верующие». Получается, что наивысший авторитет, Библия, говорит, что Церковь – это сами верующие, и вместе с тем эти верующие – то есть, Церковь – не имеют в Церкви же никакого права голоса относительно литургики, канонов, икономии. Церковь не может распорядиться о себе самой. Равно о ней не может распорядиться и Бог – ведь у Него нет инструментов для управления Церковью, кроме всё тех же людей , которые ее составляют. Отрицая авторитет Предания, кальвинисты отрицают действие Святого Духа в Церкви, таким образом, противореча собственному же учению: «Наиболее важная истина состоит в том, что Бог управляет миром посредством Своего Провидения».
Получается, что экклезиология и теология кальвинизма находятся в непримиримом противоречии друг с другом. При еще более глубоком взгляде очевидно, что теология кальвинизма содержит в себе то внутреннее противоречие, которое выводит ее за пределы ортодоксии.
Г.К. Честертон написал о ересях: «Еретик делает арифметическую ошибку: он часть считает больше, чем целое». Именно эту ошибку и сделал Кальвин, абсолютизируя Божий промысел. Согласно Кальвину, осовой спасения одних и осуждения других является "вечное повеление Божие, которым Он определяет то, что Он хочет сделать с каждым человеком. Ибо Он не создает всех в одинаковых условиях, но предписывает одним вечную жизнь, а другим — вечное проклятие". Но как же это согласуется с учением о благости Божьей? Как пишет один из современных кальвинистских апологетов – «По самой Своей природе Бог выше моральных оценок, которые можно прилагать лишь к человеку. В отношении Творца нам единственно возможно исходить лишь из следующего критерия: Бог морален и справедлив, и все Его деяния моральны и справедливы не потому, что они соответствуют нашим представлениям о добре и зле, но потому, что так сделал Он. В этом и состоит основа веры: принимать все, что исходит от Бога, как в высшей степени моральное и справедливое. Этого не могут понять люди, которые в рассуждениях о Творце оперируют категориями, применимыми лишь к творению. (…) даже если бы Творец каждый день менял критерии добра и зла, мы не колеблясь должны были бы их признавать за наш нравственный закон»***. Но тогда к людям, «которые в рассуждениях о Творце оперируют категориями, применимыми лишь к творению» с неизбежностью придется отнести Господа нашего Иисуса Христа. Именно Он говорит, что «Никто не благ, как только один Бог». Он явно противопоставляет погрязших во зле людей и благого Бога: «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него». Он никоим образом не говорит, что Сам Он или Отец находятся выше всяких моральных оценок, напротив – пример с рыбой и хлебом свидетельствует о том, что Он полагает благость Бога лежащей в одном понятийном поле с благостью людей: сначала Господь Иисус описывает поступки, которые безусловно покажутся плохими всем слушателям, а потом объясняет – если сами слушатели, люди падшие и греховные, так никогда не сделают – тем более, так не поступит Бог. То же мы видим в требовании: «Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». Не «будьте милосерды, потому что так велит Отец», а именно «Как и Отец»! Наставляя в смирении, Он приводит в пример себя: «возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Матф.11:29).
Если от высказываний Господа мы перейдем к высказываниям апостолов, то тут откроется картина ничуть не более любезная сердцу кальвиниста: апостолы вполне «оперируют категориями, применимыми лишь к творению» . «Вот, мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец [оного] от Господа, ибо Господь весьма милосерд и сострадателен» - пишет апостол Иаков (Иак.5:11). Апостол Петр утверждает, что Бог есть Судия Праведный – не превосходящий человеческое понятие о праведности, но Праведный (1Пет.2: 23). И наконец, наиболее любимый Кальвином из Апостолов, Св. Павел, пишет: «Если же наша неправда открывает правду Божию, то что скажем? не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев? (говорю по человеческому [рассуждению]). Никак. Ибо [иначе] как Богу судить мир?». Павел отнюдь не настаивает здесь на той волюнтаристской системе, которую приписывают ему Кальвин и последователи. Он вполне мог бы написать нечто вроде – если наши действия входят в противоречия с желаниями Бога, то Он имеет полное право гневаться как творец, а не тварь. Но Св. Павел сознательно апеллирует к человеческому понятию справедливости и подчеркивает это: «говорю по человеческому [рассуждению]». И подводит решающую черту мистик Иоанн Богослов:
И все это мы находим в том самом Слове Божием, авторитет которого Кальвин ставит превыше всего: «Не принадлежат Христу те, кто отвращается от Его Слова». Отчего же Кальвин так щепетилен, когда речь идет о доказательствах собственного тезиса – безусловного предопределения – и так слеп, когда речь идет о том, что его опровергает? Тут речь не столько в человеческой субъективности, склонной не замечать того, что не согласуется со стройной, на первый взгляд, теорией, сколько в глухой рациональности, начисто чуждой мистицизму. Августинианское учение о предопределении отличается от кальвиновского в первую очередь тем, что глубокий мистик Августин умолкает там, где подступает к границам тайны. Ортодоксальное богословие сочетает в себе апофатику и катафатику диалектически. Есть вещи, которые мы в силах изъяснить о Боге – и есть вещи, которые мы изъяснить и понять не можем. «Бога не видел никто никогда» - пишет Иоанн Богослов, но тут же добавляет: «Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил». Верящий в предопределение православный августинианец, например, тот же Сергей Худиев, четко проводит границу, перед которой логике надлежит отступить: « Рассмотрим еще один вопрос, который здесь может возникнуть: не предполагает ли такое безусловное предопределение некоторых людей ко спасению предопределения иных к осуждению? Писание не позволяет сделать такой вывод — прежде всего потому, что сам Бог неоднократно заявляет о Своем желании спасти всех людей (например, Мф. 18:14; 1 Тим. 2:4; Тит. 2:11). Писание нигде не говорит ни о каком предвечном предопределении к погибели, но всегда подчеркивает, что те, кто упорствуют в неверии и нераскаянии, делают это исключительно по собственной вине (Лк. 13:34; Деян. 13:46), а те, кто верует и кается, делают это исключительно по милости Божией (Ин. 6:44; 2 Тим. 2:25). В то же, что некоторые ко злу божественной властью предопределены, не только не веруем, но даже если имеются такие, кто желают верить в таковое зло, со всяким отвержением им анафему изрекаем. (Заключение деяний II Аравсийского собора, составленное Цезарием, епископом Арелатским). В этом есть нечто непостижимое для нашей логики: казалось бы, из того, что одним без всяких их заслуг предопределено уверовать и спастись, логически вытекает, что остальным предопределено не уверовать и погибнуть. Здесь мы можем только признать, что реальность не всегда укладывается в наши представления о логике. Приведу пример: один мой друг, физик, рассказывал мне о принципе неопределенности Гейзенберга: можно одновременно знать либо траекторию, либо скорость частицы, но никогда то и другое вместе. Это полностью противоречит моим представлениям о логике и здравом смысле; но это — верное описание сотворенной Богом реальности». Логика пасует, и православный смиренно это признает. Начинается апофатика. Мы не знаем, каким образом Бог, Который есть Любовь (1Иоан4:8), Который властен спасти всякое Свое Творение, и хочет этого, пробуждает в одних веру и действует на них благодатью, а перед своеволием других останавливается (хотя и не сомневаемся. Что Всемогущий может, а Всевластный властен и остановиться). Мы не знаем, как это сочетается – мы не знаем многих вещей, когда речь идет о творении – как это свет может быть одновременно волной и частицей? – паки же когда речь идет о Творце. «Предопределение, о котором говорят Апостолы, это дивное и повергающее в благоговейный трепет проявление любви Божией, которая всегда желает Своим созданиям наивысшего блага; проявление мудрости Божией, которая всегда знает, как этого блага достичь, и всемогущества Божия, которое всегда может это осуществить. Совершенно бессмысленно поэтому терзаться вопросом, а не предопределил ли Бог меня (или кого-нибудь еще) к погибели. Это ужасное проявление человеческой греховности — готовность подозревать Бога в недостатке благости, причем именно перед лицом такого удивительного и невыразимо прекрасного проявления Его благости, как предопределение к спасению погибших и проклятых грешников» - в этих словах С. Худиева вся разница между православным и кальвинистским пониманием предопределения. «Когда нам говорит Бог, мы должны воспринимать Его Слово без всяких моральных оценок. Если же мы начнем взвешивать и судить слова Бога, то мы перестанем быть верующими. Ученики разбежались, услышав слова Христа о том, что надо есть Его плоть и пить Его кровь. Они оценили их с моральной точки зрения. Апостолами стали те, кто остался, несмотря ни на что»***. Но как тогда быть с призывом Господа различать дерево по его плодам (Мф. 12:33)? Что можно назвать «худым плодом», если оценки «добрый-худой» к Богу неприменимы совершенно и Иисус, лечивший прокаженных, с равным успехом мог бы для демонстрации могущества Божия заражать проказой? Коль скоро у Бога нет благой воли по отношению ко всем без исключения, если Он действительно «предписывает одним вечную жизнь, а другим — вечное проклятие» - то на практике он ничем не отличается от того, кто в Писании поименован человекоубийцей от начала, и даже куда более подходит под это определение, ибо Он – создатель и человекоубийцы. Вот, до какого кощунства доходит логика, отрезанная от мистики, пытающаяся неотступно катафатически доказывать абсолютное и полное Божие всемогущество.
Справедливости ради надо отметить, что предопределение не является центральным положением кальвинистской теологии. Центральным положением этой теологии является учение о благодати. Кальвин вообе был далек от идеи о том, что создал какое-то свое собственное учение: он совершенно искренне полагал, что развивает августиновскую концепцию, очищая ее от средневековых наслоений. Но благодаря таким авторам как Петр Мартир Вермигли и Теодор Беза тема "избранности" стала доминировать в реформатском богословии и позволила отождествлять реформатские общины с народом Израиля. Точно так, как когда-то Бог избрал Израиль, теперь Он избрал реформатские общины, чтобы они были Его народом. Начиная с этого момента доктрина предопределения начинает выполнять ведущую социальную и политическую функцию, которой она не обладала при Кальвине.
Кальвин излагает свою доктрину предопределения в третьей книге "Наставлений в христианской вере" издания 1559 г. как один из аспектов доктрины искупления через Христа. В самом раннем издании этой работы (1536 г.) она рассматривается как один из аспектов доктрины провидения. Начиная с издания 1539 г. она рассматривается как равноправная тема.
Рассмотрение Кальвином "способа получения благодати Христа, преимуществ, которые она с собой несет и результатов, к которым она приводит" предполагает, что имеется возможность искупления за счет того, что достиг Христос Своей смертью на кресте. Обсудив то, каким образом эта смерть может стать основанием для человеческого искупления, Кальвин переходит к обсуждению того, какую пользу может извлечь человек из преимуществ, которые возникли в результате нее. Таким образом, обсуждение переходит с оснований искупления на способы его осуществления. Кальвин рассматривает ряд вопросов в следующей последовательности: вера, перерождение, христианская жизнь, оправдание, предопределение. Кальвин придает подчеркнуто мало значения доктрине предопределения, уделяя ей в изложении всего четыре главы (главы 21-24 третьей книги, в дальнейшем III.xxi-xxiv). Само местонахождение рассуждений Кальвина о предопределении в "Наставлениях" издания 1559 г. является знаменательным. Оно следует за его изложением доктрины благодати. Лишь после обсуждения великих тем этой доктрины, таких, как оправдание верой, Кальвин обращается к рассмотрению таинственной и озадачивающей категории "предопределения". Для Кальвина предопределение должно рассматриваться в его правильном контексте. Оно является не продуктом человеческих размышлений, а тайной Божественного откровения (I.ii.2; III.xxi.1-2). Однако она была открыта в конкретном контексте и конкретным способом. Этот способ связан с самим Иисусом Христом, Который является "зеркалом, в котором мы можем узреть факт нашего избрания" (III.xxiv.5). Контекст связан с силой евангельского призыва. Кальвин, повторимся, отталкивается от факта: одни верят Евангелию, другие нет – и выдвигает предопределение как объяснение этому факту. Кальвин не вводит в сферу христианского богословия ранее неизвестное понятие, он просто доводит до логического конца свое однобокое понимание Августина и Апостола Павла.
* пастор Александр Свойкин, «Основные идеи кальвинизма»
** Сергей Худиев, «Православным об уверенности в спасении»
*** Евгений Каширский, «Апологетические этюды»
Вопрос соотношения предопределения, благодати и свободы воли был и остается одним из самых животрепещущих вопросов догматического богословия. Двумя вехами, обозначающими противоположные точки зрения на этот вопрос, являются имена Пелагия и Августина. Пелагий абсолютизировал свободу воли, утверждая, что человек способен достичь спасения собственными силами. Августин, напротив, создал учение о божественном предопределении, изложенное в трактате «О предопределении святых» и базирующееся на словах Ап. Павла: Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями. А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил (Рим. 8:29-30). «Итак, Бог избрал нас во Христе прежде создания мира», - пишет блаженный Августин, - «предопределив усыновить нас. Избрал не потому, что мы сами по себе собирались быть святыми и непорочными, но избрал и предопределил, чтобы мы были. Сотворил же сие по благоволению воли Своей, чтобы никто на хвалился своей волей, но Божией волей в отношении себя; сотворил сие по богатству благодати Своей, по благоволению Своему, которое прежде положил в возлюбленном Сыне Своем, в Котором и мы сделались наследниками, будучи предопределены к тому по намерению: не нашему, но Того, Кто все совершает, вплоть до того, что совершает в нас и само хотение (Фил. 2, 13). Совершает же по совету воли Своей, чтобы мы были к похвале славы Его. Потому-то мы и призываем, чтобы "никто не хвалился человеком" (1 Кор. 3, 21), а, значит, и самим собой; но "хвалящийся пусть хвалится Господом" (Там же, 1, 31), чтобы нам быть к похвале славы Его. Ибо Он Сам совершает по Своему намерению, чтобы мы были святыми и непорочными, к похвале славы Его, ради чего и призвал нас, предопределив прежде создания мира. Из этого Его намерения происходит само призвание верных в собственном смысле слова, которым все содействует ко благу. Ибо они призваны по намерению (Рим. 8, 28), а дары и призвание Божие непреложны».
Нельзя не отметить, что Августин абсолютизирует предопределение и действие Божией благодати. Кальвин абсолютизирует предопределение еще сильнее. Основной принцип кальвинистской сотериологии заключается в следующем: «только Бог спасает грешников. Другими словами, дело спасения зависит только от Него. Кальвинисты исходят из положений Св. Писания, что обретение веры во Христа и дальнейшее пребывание с Богом, вплоть до жизни в Царстве Небесном — исключительно милость Божия, даваемая верующему человеку. Сам человек может только обрести ее. Но ни заслужить, ни выработать, ни завоевать»*.
Эта тотальная абсолютизация и выводит учение Кальвина за пределы ортодоксии. Вот, например, что пишет о предопределении православный апологет**: «Не уничтожает ли такое понимание реальность свободы и ответственности человека? Если понимать под "свободой" возможность человека по своему желанию разрушить замысел Божий, то такой возможности у человека нет. Бог непременно совершит то, что Он определил совершить (Ис. 14:24). Если бы существование свободной воли предполагало, что из-за какого-нибудь нерасторопного ангела, проворного беса или грешного человека предвечный замысел Божий мог бы сорваться, то невозможно было бы говорить ни о каких обетованиях Божиих, а мироздание погрузилось бы в хаос, из которого уже никто и ничто не могло бы нас спасти. Чтобы мы не терзались пустыми страхами по этому поводу, Писание неоднократно указывает на то, что люди, действуя по своей воле, совершают только то, что в предвечном замысле Божием им предопределено совершить. При этом люди сами решают, как им поступить, и сами несут ответственность за свой выбор, они ни в коем случае не являются марионетками. Но хотят они этого или нет, верят они в это или нет, они совершают именно то, чему быть предопределила рука Его и совет Его; Бог, таким образом, обращает козни злых людей и бесов, против их желания, к исполнению Своих благих целей. Этой истиной Апостолы укреплялись на бесстрашную проповедь Евангелия: Ибо поистине собрались в городе сем на Святаго Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. И ныне, Господи, воззри на угрозы их, и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое (Деян. 4:27-29). Пророки Ветхого Завета также указывали на абсолютное владычество Бога над всем творением: языческие цари, нападавшие на народ Божий, были орудиями Его суда, оказывавшие ему покровительство — орудиями Его милости».
На первый взгляд, это очень похоже на кальвинизм. Но вот что пишут сами кальвинисты*: «Он (кальвинизм) основывает свои положения на Священном Писании, в котором говорится, что: "благодатию вы спасены чрез веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился" (Еф.2:8-9). Ограничимся одним этим высказыванием и заверим читателя, что при желании он найдет множество указаний Библии на то, что спасение человека зависит только от Бога и что еще до создания мира Бог решил, кто именно получит дар веры. Такова библейская позиция, которую излагает кальвинизм. Надо сказать, что она в корне противоречит тем церковным учениям, которые в деле спасения пытаются поднять роль Церкви за счет Бога. По их понятиям выходит, что спасает грешников Церковь, а не Бог. При всем величайшем уважении к Церкви кальвинист никогда не согласится с этим, поскольку Библия говорит ему совершенно иное». Таким образом получается, что Церковь отчего-то не встроена в Божий план предопределения святых к спасению. Это звучит довольно странно с точки зрения логики – если все предопределено, если все в руце Божией – а православные, без сомнения, разделяют убеждение в том, что это так – то каким образом ортодоксальная Церковь выпадает из Божией руки? Как это возможно логически – преувеличить роль Церкви за счет Бога, если роль Бога абсолютна? «Но и Церковь занимает в кальвинизме весьма высокое место, поскольку спасение проявляется именно в ней. Истинный кальвинист полностью согласен с утверждением, что без Церкви нет спасения». Что ж, рассмотрим экклезиологию кальвинизма. «Библия же говорит нам, что Церковь — это сами верующие. В Церкви Божией они собраны вместе, чтобы слушать Его Слово, возносить в молитве хвалу Ему, принимать в Таинствах Его Святые Дары. Бог создал Церковь для прославления Своего имени и помощи человеку в земной жизни. Но в Церкви присутствуют не только верующие. Есть и просто посторонние, есть и те, кто еще на пути к обретению веры; есть и такие, кто лицемерно носит обличие христианина. Поэтому кальвинизм учит о невидимой (истинной) Церкви и о Церкви видимой (внешней). Не наше дело допытываться, насколько искренно человек исповедует веру во Христа. Мы верим ему, хотя внимательно смотрим и на его дела. Подлинное же состояние сердца человека знает только Бог. Во все времена истинная Церковь существовала и будет существовать, каким бы ни казалось порой плачевным ее состояние. В каждой церкви какой угодно конфессии есть истинно верующие люди, которые обретут спасение. Ибо спасение, напомним, индивидуально, и дается по вере в Иисуса Христа. Не существует спасения, основанного только на факте принадлежности к какой-либо Церкви, какой бы внушительной и авторитетной она ни казалась». Если принять это положение как истинное, остается только задаться вопросом – почему Кальвин не остался в лоне Католической Церкви, успокоившись на том, что «Церковь — это сами верующие», а никоим образом не папская иерархия и не традиции, и не Предание, и на том, что «в каждой церкви какой угодно конфессии есть истинно верующие люди, которые обретут спасение»? Но нет – уже в следующем абзаце мы читаем: «В Церкви имеет право на существование только то, что установлено Самим Богом. Скажем иначе: имеет полное одобрение в Его Слове. В немалой степени это относится к богослужению. Оно должно быть только таким, каким его угодно видеть Богу, то есть — духовным. Не следует думать, что приукрашивание богослужения в соответствием с человеческими понятиями о красоте способны заменить красоту истины Божией, данной в Слове». Или, как выразился сам Кальвин: «В Церкви все человеческие традиции должны рассматриваться как ничего не стоящие, поскольку вся человеческая мудрость есть тщеславие и ложь». Как и все кальвинистские построения, на первый взгляд это кажется логичным – но если мы, руководствуясь логикой кальвинизма же, внимательно перечитаем Писание, мы увидим, что Бог уделяет внимание в том числе и «приукрашиванию богослужения в соответствием с человеческими понятиями о красоте». Писание говорит нам и об украшениях, которые по повелению Бога были устроены в Храме и скинии Завета – «И сделал умывальник из меди и подножие его из меди с изящными изображениями, украшающими вход скинии собрания» (Исх.38:8); и о том, что по повелению Божию были изготовлены торжественные одежды для Аарона и священников – «Вот одежды, которые должны они сделать: наперсник, ефод, верхняя риза, хитон стяжной, кидар и пояс. Пусть сделают священные одежды Аарону, брату твоему, и сынам его, чтобы он был священником Мне» (Исх.28:4). Причем, материал, цвет и украшение для этих одежд, связанные с символикой предстояния Аарона за народ Израилев перед Богом, имеют огромное значение: «И сделай верхнюю ризу к ефоду всю голубого [цвета]; (…) по подолу ее сделай яблоки из [нитей] голубого, яхонтового, пурпурового и червленого [цвета], вокруг по подолу ее; позвонки золотые между ними кругом: золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко, по подолу верхней ризы кругом; (…)И сделай полированную дощечку из чистого золота, и вырежь на ней, как вырезывают на печати: "Святыня Господня", и прикрепи ее шнуром голубого цвета к кидару, так чтобы она была на передней стороне кидара» (Исх.28:31-38). Господь придает большое значение и украшению самой святыни – «и стол [хлебов] предложения накроют одеждою из голубой [шерсти], и поставят на нем блюда, тарелки, чаши и кружки для возлияния, и хлеб [его] всегдашний должен быть на нем; и возложат на них одежду багряную, и покроют ее покровом из кожи синего цвета, и вложат шесты его; и возьмут одежду из голубой [шерсти], и покроют светильник и лампады его, и щипцы его, и лотки его, и все сосуды для елея, которые употребляют при нем, и покроют его и все принадлежности его покровом из кож синих, и положат на носилки; и на золотой жертвенник возложат одежду из голубой [шерсти], и покроют его покровом из кож синих, и вложат шесты его» (Чис.46 7-10). Господь благословляет и богослужебное, литургическое творчество людей: «Славьте Господа на гуслях, пойте Ему на десятиструнной псалтири; пойте Ему новую песнь; пойте Ему стройно, с восклицанием» (Пс.32:2,3), «хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтири и гуслях. Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе. Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите Его на кимвалах громогласных. Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуия. (Пс.150:3-6)». Создавая нас существами не только духовными, но и телесными, Господь позаботился и о том, чтобы красота богослужения была явлена и в вещах телесных, осязаемых: изображениях, песнях, торжественных облачениях. Отрицая все это, кальвинисты представляют дело так, будто ортодоксы приписывают этим деталям спасительное значение, что они призваны «заменить красоту истины Божией, данной в Слове», а не подчеркнуть ее. Отрицая Предание, они говорят: «кальвинизм боролся и продолжает бороться за полное очищение Церкви Христовой от всего того, что не соответствует Священному Писанию. В Его Церкви высшим авторитетом всегда будет Слово Божие, а не установления и обычаи людей». Но ведь именно Преданием установлен безусловный авторитет Писания! В собрании Свв. Отцов было решено, какие именно книги войдут в канон. Именно «установлениями и обычаями людей» это было решено, и не могло быть иначе, потому что Церковь есть богочеловеческий организм, тело Христово, и руководима Святым Духом. И как быть с тем постулатом, который гласит: «Библия же говорит нам, что Церковь — это сами верующие». Получается, что наивысший авторитет, Библия, говорит, что Церковь – это сами верующие, и вместе с тем эти верующие – то есть, Церковь – не имеют в Церкви же никакого права голоса относительно литургики, канонов, икономии. Церковь не может распорядиться о себе самой. Равно о ней не может распорядиться и Бог – ведь у Него нет инструментов для управления Церковью, кроме всё тех же людей , которые ее составляют. Отрицая авторитет Предания, кальвинисты отрицают действие Святого Духа в Церкви, таким образом, противореча собственному же учению: «Наиболее важная истина состоит в том, что Бог управляет миром посредством Своего Провидения».
Получается, что экклезиология и теология кальвинизма находятся в непримиримом противоречии друг с другом. При еще более глубоком взгляде очевидно, что теология кальвинизма содержит в себе то внутреннее противоречие, которое выводит ее за пределы ортодоксии.
Г.К. Честертон написал о ересях: «Еретик делает арифметическую ошибку: он часть считает больше, чем целое». Именно эту ошибку и сделал Кальвин, абсолютизируя Божий промысел. Согласно Кальвину, осовой спасения одних и осуждения других является "вечное повеление Божие, которым Он определяет то, что Он хочет сделать с каждым человеком. Ибо Он не создает всех в одинаковых условиях, но предписывает одним вечную жизнь, а другим — вечное проклятие". Но как же это согласуется с учением о благости Божьей? Как пишет один из современных кальвинистских апологетов – «По самой Своей природе Бог выше моральных оценок, которые можно прилагать лишь к человеку. В отношении Творца нам единственно возможно исходить лишь из следующего критерия: Бог морален и справедлив, и все Его деяния моральны и справедливы не потому, что они соответствуют нашим представлениям о добре и зле, но потому, что так сделал Он. В этом и состоит основа веры: принимать все, что исходит от Бога, как в высшей степени моральное и справедливое. Этого не могут понять люди, которые в рассуждениях о Творце оперируют категориями, применимыми лишь к творению. (…) даже если бы Творец каждый день менял критерии добра и зла, мы не колеблясь должны были бы их признавать за наш нравственный закон»***. Но тогда к людям, «которые в рассуждениях о Творце оперируют категориями, применимыми лишь к творению» с неизбежностью придется отнести Господа нашего Иисуса Христа. Именно Он говорит, что «Никто не благ, как только один Бог». Он явно противопоставляет погрязших во зле людей и благого Бога: «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него». Он никоим образом не говорит, что Сам Он или Отец находятся выше всяких моральных оценок, напротив – пример с рыбой и хлебом свидетельствует о том, что Он полагает благость Бога лежащей в одном понятийном поле с благостью людей: сначала Господь Иисус описывает поступки, которые безусловно покажутся плохими всем слушателям, а потом объясняет – если сами слушатели, люди падшие и греховные, так никогда не сделают – тем более, так не поступит Бог. То же мы видим в требовании: «Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». Не «будьте милосерды, потому что так велит Отец», а именно «Как и Отец»! Наставляя в смирении, Он приводит в пример себя: «возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Матф.11:29).
Если от высказываний Господа мы перейдем к высказываниям апостолов, то тут откроется картина ничуть не более любезная сердцу кальвиниста: апостолы вполне «оперируют категориями, применимыми лишь к творению» . «Вот, мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец [оного] от Господа, ибо Господь весьма милосерд и сострадателен» - пишет апостол Иаков (Иак.5:11). Апостол Петр утверждает, что Бог есть Судия Праведный – не превосходящий человеческое понятие о праведности, но Праведный (1Пет.2: 23). И наконец, наиболее любимый Кальвином из Апостолов, Св. Павел, пишет: «Если же наша неправда открывает правду Божию, то что скажем? не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев? (говорю по человеческому [рассуждению]). Никак. Ибо [иначе] как Богу судить мир?». Павел отнюдь не настаивает здесь на той волюнтаристской системе, которую приписывают ему Кальвин и последователи. Он вполне мог бы написать нечто вроде – если наши действия входят в противоречия с желаниями Бога, то Он имеет полное право гневаться как творец, а не тварь. Но Св. Павел сознательно апеллирует к человеческому понятию справедливости и подчеркивает это: «говорю по человеческому [рассуждению]». И подводит решающую черту мистик Иоанн Богослов:
И все это мы находим в том самом Слове Божием, авторитет которого Кальвин ставит превыше всего: «Не принадлежат Христу те, кто отвращается от Его Слова». Отчего же Кальвин так щепетилен, когда речь идет о доказательствах собственного тезиса – безусловного предопределения – и так слеп, когда речь идет о том, что его опровергает? Тут речь не столько в человеческой субъективности, склонной не замечать того, что не согласуется со стройной, на первый взгляд, теорией, сколько в глухой рациональности, начисто чуждой мистицизму. Августинианское учение о предопределении отличается от кальвиновского в первую очередь тем, что глубокий мистик Августин умолкает там, где подступает к границам тайны. Ортодоксальное богословие сочетает в себе апофатику и катафатику диалектически. Есть вещи, которые мы в силах изъяснить о Боге – и есть вещи, которые мы изъяснить и понять не можем. «Бога не видел никто никогда» - пишет Иоанн Богослов, но тут же добавляет: «Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил». Верящий в предопределение православный августинианец, например, тот же Сергей Худиев, четко проводит границу, перед которой логике надлежит отступить: « Рассмотрим еще один вопрос, который здесь может возникнуть: не предполагает ли такое безусловное предопределение некоторых людей ко спасению предопределения иных к осуждению? Писание не позволяет сделать такой вывод — прежде всего потому, что сам Бог неоднократно заявляет о Своем желании спасти всех людей (например, Мф. 18:14; 1 Тим. 2:4; Тит. 2:11). Писание нигде не говорит ни о каком предвечном предопределении к погибели, но всегда подчеркивает, что те, кто упорствуют в неверии и нераскаянии, делают это исключительно по собственной вине (Лк. 13:34; Деян. 13:46), а те, кто верует и кается, делают это исключительно по милости Божией (Ин. 6:44; 2 Тим. 2:25). В то же, что некоторые ко злу божественной властью предопределены, не только не веруем, но даже если имеются такие, кто желают верить в таковое зло, со всяким отвержением им анафему изрекаем. (Заключение деяний II Аравсийского собора, составленное Цезарием, епископом Арелатским). В этом есть нечто непостижимое для нашей логики: казалось бы, из того, что одним без всяких их заслуг предопределено уверовать и спастись, логически вытекает, что остальным предопределено не уверовать и погибнуть. Здесь мы можем только признать, что реальность не всегда укладывается в наши представления о логике. Приведу пример: один мой друг, физик, рассказывал мне о принципе неопределенности Гейзенберга: можно одновременно знать либо траекторию, либо скорость частицы, но никогда то и другое вместе. Это полностью противоречит моим представлениям о логике и здравом смысле; но это — верное описание сотворенной Богом реальности». Логика пасует, и православный смиренно это признает. Начинается апофатика. Мы не знаем, каким образом Бог, Который есть Любовь (1Иоан4:8), Который властен спасти всякое Свое Творение, и хочет этого, пробуждает в одних веру и действует на них благодатью, а перед своеволием других останавливается (хотя и не сомневаемся. Что Всемогущий может, а Всевластный властен и остановиться). Мы не знаем, как это сочетается – мы не знаем многих вещей, когда речь идет о творении – как это свет может быть одновременно волной и частицей? – паки же когда речь идет о Творце. «Предопределение, о котором говорят Апостолы, это дивное и повергающее в благоговейный трепет проявление любви Божией, которая всегда желает Своим созданиям наивысшего блага; проявление мудрости Божией, которая всегда знает, как этого блага достичь, и всемогущества Божия, которое всегда может это осуществить. Совершенно бессмысленно поэтому терзаться вопросом, а не предопределил ли Бог меня (или кого-нибудь еще) к погибели. Это ужасное проявление человеческой греховности — готовность подозревать Бога в недостатке благости, причем именно перед лицом такого удивительного и невыразимо прекрасного проявления Его благости, как предопределение к спасению погибших и проклятых грешников» - в этих словах С. Худиева вся разница между православным и кальвинистским пониманием предопределения. «Когда нам говорит Бог, мы должны воспринимать Его Слово без всяких моральных оценок. Если же мы начнем взвешивать и судить слова Бога, то мы перестанем быть верующими. Ученики разбежались, услышав слова Христа о том, что надо есть Его плоть и пить Его кровь. Они оценили их с моральной точки зрения. Апостолами стали те, кто остался, несмотря ни на что»***. Но как тогда быть с призывом Господа различать дерево по его плодам (Мф. 12:33)? Что можно назвать «худым плодом», если оценки «добрый-худой» к Богу неприменимы совершенно и Иисус, лечивший прокаженных, с равным успехом мог бы для демонстрации могущества Божия заражать проказой? Коль скоро у Бога нет благой воли по отношению ко всем без исключения, если Он действительно «предписывает одним вечную жизнь, а другим — вечное проклятие» - то на практике он ничем не отличается от того, кто в Писании поименован человекоубийцей от начала, и даже куда более подходит под это определение, ибо Он – создатель и человекоубийцы. Вот, до какого кощунства доходит логика, отрезанная от мистики, пытающаяся неотступно катафатически доказывать абсолютное и полное Божие всемогущество.
Справедливости ради надо отметить, что предопределение не является центральным положением кальвинистской теологии. Центральным положением этой теологии является учение о благодати. Кальвин вообе был далек от идеи о том, что создал какое-то свое собственное учение: он совершенно искренне полагал, что развивает августиновскую концепцию, очищая ее от средневековых наслоений. Но благодаря таким авторам как Петр Мартир Вермигли и Теодор Беза тема "избранности" стала доминировать в реформатском богословии и позволила отождествлять реформатские общины с народом Израиля. Точно так, как когда-то Бог избрал Израиль, теперь Он избрал реформатские общины, чтобы они были Его народом. Начиная с этого момента доктрина предопределения начинает выполнять ведущую социальную и политическую функцию, которой она не обладала при Кальвине.
Кальвин излагает свою доктрину предопределения в третьей книге "Наставлений в христианской вере" издания 1559 г. как один из аспектов доктрины искупления через Христа. В самом раннем издании этой работы (1536 г.) она рассматривается как один из аспектов доктрины провидения. Начиная с издания 1539 г. она рассматривается как равноправная тема.
Рассмотрение Кальвином "способа получения благодати Христа, преимуществ, которые она с собой несет и результатов, к которым она приводит" предполагает, что имеется возможность искупления за счет того, что достиг Христос Своей смертью на кресте. Обсудив то, каким образом эта смерть может стать основанием для человеческого искупления, Кальвин переходит к обсуждению того, какую пользу может извлечь человек из преимуществ, которые возникли в результате нее. Таким образом, обсуждение переходит с оснований искупления на способы его осуществления. Кальвин рассматривает ряд вопросов в следующей последовательности: вера, перерождение, христианская жизнь, оправдание, предопределение. Кальвин придает подчеркнуто мало значения доктрине предопределения, уделяя ей в изложении всего четыре главы (главы 21-24 третьей книги, в дальнейшем III.xxi-xxiv). Само местонахождение рассуждений Кальвина о предопределении в "Наставлениях" издания 1559 г. является знаменательным. Оно следует за его изложением доктрины благодати. Лишь после обсуждения великих тем этой доктрины, таких, как оправдание верой, Кальвин обращается к рассмотрению таинственной и озадачивающей категории "предопределения". Для Кальвина предопределение должно рассматриваться в его правильном контексте. Оно является не продуктом человеческих размышлений, а тайной Божественного откровения (I.ii.2; III.xxi.1-2). Однако она была открыта в конкретном контексте и конкретным способом. Этот способ связан с самим Иисусом Христом, Который является "зеркалом, в котором мы можем узреть факт нашего избрания" (III.xxiv.5). Контекст связан с силой евангельского призыва. Кальвин, повторимся, отталкивается от факта: одни верят Евангелию, другие нет – и выдвигает предопределение как объяснение этому факту. Кальвин не вводит в сферу христианского богословия ранее неизвестное понятие, он просто доводит до логического конца свое однобокое понимание Августина и Апостола Павла.
* пастор Александр Свойкин, «Основные идеи кальвинизма»
** Сергей Худиев, «Православным об уверенности в спасении»
*** Евгений Каширский, «Апологетические этюды»
no subject
Однако августиновское учение о предопределении святых вполне православно - действительно, члены Церкви суть люди, почему-то избираемые Богом из массы остальных людей (почему глубоко ошибочно и неправильно загонять в Церковь всех насильно). Другое дело, что нельзя из этого делать вывод, что те, кто не в Церкви - "не спасутся" (вот здесь удобее молчание, так сказать).
Кстати, вполне комплиментарный подход есть в иудаизме, который вовсе не стремится сделать всех иудеями, распространяя иудаизм лишь на группу людей, а для гоев оставляя лишь 7 заповедей (при этом последние вовсе не отвержены Богом).
no subject
Хотя Свойкин и Каширский - это, в общем-то достоточно крайняя форма кальвинизма, средний западный кальвинист он как-то мяхше, деликатней:)
no subject
:))