morreth | Фанфиг

— Ты хотел исповедоваться, сын мой? — Дик вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стоял епископ Оноре. Клирик казался усталым, но глаза смотрели с искренней теплотой. Юноша невольно улыбнулся в ответ.

— Да, отец мой, — странно, эти слова не были ложью. Ричард Окделл и впрямь хотел исповедоваться епископу из Агариса.

— Идем со мной.

Дик с готовностью поднялся. Епископ отвел его в густые заросли сирени, где пряталась одинокая скамья. Это ничем не походило на надорскую исповедальню, хотя где взять в разрушенном аббатстве помещение для исповеди. Эсператист опустился на скамью и указал Дику место рядом с собой:

— Ты полагаешь себя грешным перед Создателем, Ричард Окделл? В чем?

В чем он грешен? Юноша растерянно смотрел на Преосвященного. Отец Матео исповедовал иначе. Оноре посмотрел юноше в глаза:

— Отвечай мне и в лице моем Ему, ненавидишь ли ты? И если да, то кого?

Дик задохнулся на мгновение. Сейчас в его душе был покой, но глаза священника не давали ответить, что в сердце мир и покой. Они пронизывали сердце до самых глубин и поднимали что-то с илистого дна, вздымая желтую муть.

- Иногда – весь мир, - признался Дик.

- Вот как? – Оноре улыбнулся. – За что же?

- За то, что я... меня... мне приходится жить чьей-то чужой жизнью, отче. Я хочу любить одного человека... быть ему другом. Но с одной стороны мне говорят, что я должен его ненавидеть. Что он враг, убийца отца, дьявол во плоти и все такое. Я-то вижу, что это не так, но... – Дик запнулся.

- Но что?

- Но по крайней мере одно – правда. Он и в самом деле убил моего отца. Я... я не злюсь на него за это, - Дик безотчетно вынул из-за манжеты четырежды завязанный платок. – Он несколько раз спас мне жизнь. Если бы я не хотел простить его – я все равно был бы должен, так?

- Ричард Окделл, - печально сказал священник. – Создатель велит прощать, не ведя счетов. Вспомни, что твой отец тоже отнимал жизни людей. Он был воин, как и твой нынешний повелитель. Каждый из них в меру своего разумения исполнял свой долг и каждый ответит за свои дела перед Создателем. Как и ты. Писание запрещает мстить, а обязательства перед Создателем превыше даже сыновних обязательств. Если родитель толкает дитя на грех, родителя не только можно, но и должно ослушаться. Что еще?

- Я... – признаваться в этом было очень стыдно, но тем более нужно, - ненавижу своего отца. Я любил его правда. Пока он был живой. А сейчас... мне все говорят, что я похож на него, "вылитый Эгмонт". Что я должен быть как он... Это... это просто невыносимо иногда. Я не могу больше его любить. Мне кажется, он ест мою жизнь, как выходец. Отец Оноре, разве я не чудовище?

- Ты задал этот вопрос, - епископ улыбнулся, - в надежде услышать "нет". Что ж, я скажу тебе: нет. Ты не чудовище, Ричард Окделл. Ты, если глаза мне не лгут, юноша лет семнадцати, а это возраст, когда человек мучительно ищет свой путь. Твои чувства мне понятны. Мои родители тоже хотели, чтобы я сделался купцом и продолжил их род, а вот видишь, - священник провел рукой вдоль своего облачения и немного удивленно посмотрел на Ричарда, словно только сто обнаружил на себе монашеский хабит. – Только проводив родителей в Рассвет, я перестал чувствовать вину за то, что я не прожил жизнь как они хотели – а мне ведь почти семьдесят. Эта боль не скоро пройдет, Ричард, но ты должен обрезать пуповину. Без этого никак нельзя. А ненависть твоя направлена не на отца, а на глупого идола, которого создали люди от неумеренной любви и неумеренной ненависти. Что должен делать с идолами добрый эсператист?

- Э... разрушать?

Епископ вздохнул.

- Да нет. Лучше всего просто не обращать на них внимания. И тогда они становятся не более чем... камнем. Что-нибудь еще терзает тебя?

- Этот человек, - Дик набрал воздуха в грудь, потом длинно выдохнул. – Дело не только в том, что меня подстрекают его ненавидеть. Он сам... как будто боится, что его полюбят. Он отталкивает не меня одного - всех, кто считает себя его другом. Иногда я ненавижу его не потому что мне велят, а потому что он как скажет что-то... То поможет, тот отшвырнет, и не знаешь, чего от него ждать.

- Терпение – точильный камень любви, - ровным голосом сказал священник. – Чем больше любишь человека, тем больше нужно быть с ним терпеливым. Многие боятся любви, ибо когда-то обожглись на ней. Но без нее, как и без огня, мы были бы дикими зверями.

- Я ему завидую, - продолжал Дик. – У него есть все, чего нет у меня. Кажется, он знает и умеет все на свете. И он к тому же еще богат и красив. И никого не боится.

- Хорошо, что ты осознаешь свою зависть и не пытаешься прикрыть ее ханжеским смирением. Каждый раз, когда ты разгневаешься на этого человека, спроси себя – не она ли в тебе говорит. Еще?

- Я... я люблю замужнюю женщину.

Губы священника стали жестче.

- Твоя любовь является только сердечной привязанностью? Или ты пытался склонить ее к прелюбодейной связи?

- Никогда! – Дик выкрикнул это и в смущении прикрыл рот рукой. – Я... Она даже не знает.

- Пусть и дальше не знает, Ричард. Скрывая от нее свои чувства, ты поступаешь как настоящий мужчина. В такой любви нет греха – но есть опасность. Будь осторожен со своим сердцем, Ричард. Помнишь пословицу: дай ему волю – заведет в неволю? Не становись рабом страсти. Создатель творит нас для свободы. Ты умеешь и хочешь любить, Ричард, сын Эгмонта. И ты не хочешь ненавидеть. Тебя мучает, что в тебе нет злобы на тех, кого ненавидят растившие тебя. Ты исполнен вины, что не любишь тех, кто требует любви. Не пытайся насильно выжать ее из своего сердца. Исполняй то, что требует долг – этого хватит пока; а любовь пошлет Создатель в свой черед. Вся любовь в мире от Создателя, и потому она исполнена Света. Любовь не может быть грехом. Грехом может бьггь жажда обладания, измена, обман, но не любовь! Ненависть есть порождение Чужого. Поддаться ей — значит уступить Врагу. Не верь тем, кто говорит тебе, что нельзя забыть обиду и простить обидчика. Их устами говорит Леворукий.

Преклони колена, Ричард. Я, служитель Милосердного, даю тебе отпущение. Иди с миром.

Фанфиг

no subject

no subject