![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
О матерщине в художественном произведении
http://www.livejournal.com/users/gilras/75138.html
По следам вот этого разговора.
Вопреки мнению некоторых людей, среди которых есть как ни странно, литераторы и даже литературоведы, мат в художественном произведении не только допустим, но временами необходим для решения художественной же задачи. И степень допустимости ненорматива в каждом конкретном случае определяется _единственно_ тем, как именно неонорматив решает поставленную художественную задачу. ВСЁ. Единственный критерий, по которому матерщину в книге можно осуждать как средство художественной речи – это ее несовпадение с творческой задачей.
Далее, под катом, начинается предметный разговор – а стало быть, и ненорматив.
Матерщина в художественном произведении может преследовать несколько целей, и я сейчас очерчу основные.
1. Характеристика персонажа. Именно тот случай, о котором пишет Гильрас, упоминая «Казус Кукоцкого». У меня достаточно знакомых медиков, чтобы я на этой фразе по-доброму засмеялась: да, часто-густо они выражаются именно так. В поток интеллигентной речи вворачивается мат, причем образный, характерный, весьма яркий и точный как скальпель хорошего хирурга. «Пиздяных дел мастер». Замечательно. Человек с мало-мальским вкусом к языку должен признать, что никакой эвфемизм тут невозможен.
Как это ни парадоксально, мат _крайне редко_ нужен для характеристики персонажа, выражающегося в стиле «сукаблянах». Его примитивную, «жвачную» матерщину действительно можно опустить, заменить эвфемизмом по типу shit-sugar, или хотя бы троеточием. Полного написания требует именно мат, подобный мату из «Казуса Кукоцкого» - характерный, нестандартный. Когда Довлатов в «Заповеднике» воспроизводит речь квартирного хозяина, состоящую практически из одной матерщины, эта матерщина довольно «необще» выглядит и в контексте образа бьет наповал: перед нами возникает существо с другой планеты, создание, с которым герой Довлатова не может найти общего языка, потому что он и матерится-то иная, он _иначе мыслит_.
По поводу сержанта Зима: если у Хайнлайна "он говорил минут пятнадцать, смешал нас с грязью, ни разу не повторился и не допустил непристойности" – значит, Хайнлайну именно такой Зим и был нужен. У меня есть знакомый, который, попав себе молотком по пальцу, говорит «с-судорога». Если я возьму его за прототип для какого-то персонажа, этот персонаж будет именно так и говорить – во всяком случае, при дамах. Если для характеристики персонажа мне нужно подчеркнуть, что он _не_ матерится – то я это подчеркну.
2. Характеристика ситуации. Как в «Девятой роте», когда моджахеды начинают ползти из всех щелей, персонаж говорит «пиздец» - потому что ситуация действительно такова.
Как правило, особенно сильно работает, если персонаж в других ситуациях не матерится и, по возможности, даже не ругается вообще.
3. Создание атмосферы. То, что отмечено опять же Гильрас в примере с Э. Лимоновым: «На мой взгляд мат более чем уместен у Эдуарда Лимонова в «Это я, Эдичка». Наверное потому, что книжка звучит как отчаянный крик, а герой от лица которого идет повествование там такой, что без матов этот крик выглядил бы неестесвенно. Да и вообще там мат, именно в контексте той книжки, создает экзенстенциальное напряжение, передает экзенстенциальное отчаяние». Очень хорошо это у Егора Летова в стихах и у Венедикта Ерофеева в прозе.
Замечу, однако, что глава «Серп и Молот – Карачарово» у него, тем не менее, состоит только из трех слов: «И немедленно выпил».
4. Создание взрывного комического эффекта, работающего на контрасте. Прием известный со времен Аристофана – старичок вовсю им пользовался. Из наших современников лучше всего это удается Лесю Подервянскому, который работает, надо сказать, строго в аристофановской традиции.
5. Перверсия пафоса. Объясняю на примере из Пелевина:
«- Добро по своей природе всепрощающе. Подумайте, всех этих нынешних палачей раньше ссылали в сибирские села, где они целыми днями охотились на зайцев и рябчиков. Нет, интеллигент не боится топтать святыни. Интеллигент боится лишь одного - касаться темы зла и его корней, потому что справедливо полагает, что здесь его могут сразу выебать телеграфным столбом.
- Сильный образ».
И ведь действительно сильный. Как это работает? Мысленно уберите из текста предложение с пререкаемой фразой. У вас получится текст с философским пафосом, причем тяготеющим к категории сакрального: добро, святыни, тема зла, корни... И тут в тексте появляется оборот «выебать телеграфным столбом» - и пафос фразы в целом становится сатирическим. Мат словно вышибает котурны из-под актера, задвигающего философский монолог.
6. Намеренная деэстетизация текста. Особенно часто встречается у «антивоенных» авторов – Ремарка, Барбюса – и «антитюремных» - Шаламова, Губермана, Довлатова... Отчасти это все та же перверсия пафоса: тексты на военную тематику тяготеют к героическому пафосу, на тюремную – к, как бы это поточнее сказать... «страдальческому» - что резко противоречит художественной задаче, решаемой автором – поэтому деэстетизация явления (война, тюрьма) достигается через деэстетизацию текста. Автор прекрасно отдает себе отчет в том, что мат читать многим людям противно. Именно поэтому в тексте и матерятся: читателю _должно_ быть противно читать о войне, о зоне, его _должно_ воротить от всего этого.
Парадоксальным образом этот прием может работать и на _создание_ героического пафоса. Когда умная женщина Элеонора Раткевич отвечала на критику ПТСР, она это поняла и очертила: подлинная героика не нуждается в эстетизации. Обойдемся мы без красной крови, белых скал, прекрасных дев и хлопанья орлиных крыл: будет вам вместо этого темный подвал и говнище по колено, и все равно обрыдаетесь. И ведь обрыдались.
В общих чертах – вот так.
По следам вот этого разговора.
Вопреки мнению некоторых людей, среди которых есть как ни странно, литераторы и даже литературоведы, мат в художественном произведении не только допустим, но временами необходим для решения художественной же задачи. И степень допустимости ненорматива в каждом конкретном случае определяется _единственно_ тем, как именно неонорматив решает поставленную художественную задачу. ВСЁ. Единственный критерий, по которому матерщину в книге можно осуждать как средство художественной речи – это ее несовпадение с творческой задачей.
Далее, под катом, начинается предметный разговор – а стало быть, и ненорматив.
Матерщина в художественном произведении может преследовать несколько целей, и я сейчас очерчу основные.
1. Характеристика персонажа. Именно тот случай, о котором пишет Гильрас, упоминая «Казус Кукоцкого». У меня достаточно знакомых медиков, чтобы я на этой фразе по-доброму засмеялась: да, часто-густо они выражаются именно так. В поток интеллигентной речи вворачивается мат, причем образный, характерный, весьма яркий и точный как скальпель хорошего хирурга. «Пиздяных дел мастер». Замечательно. Человек с мало-мальским вкусом к языку должен признать, что никакой эвфемизм тут невозможен.
Как это ни парадоксально, мат _крайне редко_ нужен для характеристики персонажа, выражающегося в стиле «сукаблянах». Его примитивную, «жвачную» матерщину действительно можно опустить, заменить эвфемизмом по типу shit-sugar, или хотя бы троеточием. Полного написания требует именно мат, подобный мату из «Казуса Кукоцкого» - характерный, нестандартный. Когда Довлатов в «Заповеднике» воспроизводит речь квартирного хозяина, состоящую практически из одной матерщины, эта матерщина довольно «необще» выглядит и в контексте образа бьет наповал: перед нами возникает существо с другой планеты, создание, с которым герой Довлатова не может найти общего языка, потому что он и матерится-то иная, он _иначе мыслит_.
По поводу сержанта Зима: если у Хайнлайна "он говорил минут пятнадцать, смешал нас с грязью, ни разу не повторился и не допустил непристойности" – значит, Хайнлайну именно такой Зим и был нужен. У меня есть знакомый, который, попав себе молотком по пальцу, говорит «с-судорога». Если я возьму его за прототип для какого-то персонажа, этот персонаж будет именно так и говорить – во всяком случае, при дамах. Если для характеристики персонажа мне нужно подчеркнуть, что он _не_ матерится – то я это подчеркну.
2. Характеристика ситуации. Как в «Девятой роте», когда моджахеды начинают ползти из всех щелей, персонаж говорит «пиздец» - потому что ситуация действительно такова.
Как правило, особенно сильно работает, если персонаж в других ситуациях не матерится и, по возможности, даже не ругается вообще.
3. Создание атмосферы. То, что отмечено опять же Гильрас в примере с Э. Лимоновым: «На мой взгляд мат более чем уместен у Эдуарда Лимонова в «Это я, Эдичка». Наверное потому, что книжка звучит как отчаянный крик, а герой от лица которого идет повествование там такой, что без матов этот крик выглядил бы неестесвенно. Да и вообще там мат, именно в контексте той книжки, создает экзенстенциальное напряжение, передает экзенстенциальное отчаяние». Очень хорошо это у Егора Летова в стихах и у Венедикта Ерофеева в прозе.
Замечу, однако, что глава «Серп и Молот – Карачарово» у него, тем не менее, состоит только из трех слов: «И немедленно выпил».
4. Создание взрывного комического эффекта, работающего на контрасте. Прием известный со времен Аристофана – старичок вовсю им пользовался. Из наших современников лучше всего это удается Лесю Подервянскому, который работает, надо сказать, строго в аристофановской традиции.
5. Перверсия пафоса. Объясняю на примере из Пелевина:
«- Добро по своей природе всепрощающе. Подумайте, всех этих нынешних палачей раньше ссылали в сибирские села, где они целыми днями охотились на зайцев и рябчиков. Нет, интеллигент не боится топтать святыни. Интеллигент боится лишь одного - касаться темы зла и его корней, потому что справедливо полагает, что здесь его могут сразу выебать телеграфным столбом.
- Сильный образ».
И ведь действительно сильный. Как это работает? Мысленно уберите из текста предложение с пререкаемой фразой. У вас получится текст с философским пафосом, причем тяготеющим к категории сакрального: добро, святыни, тема зла, корни... И тут в тексте появляется оборот «выебать телеграфным столбом» - и пафос фразы в целом становится сатирическим. Мат словно вышибает котурны из-под актера, задвигающего философский монолог.
6. Намеренная деэстетизация текста. Особенно часто встречается у «антивоенных» авторов – Ремарка, Барбюса – и «антитюремных» - Шаламова, Губермана, Довлатова... Отчасти это все та же перверсия пафоса: тексты на военную тематику тяготеют к героическому пафосу, на тюремную – к, как бы это поточнее сказать... «страдальческому» - что резко противоречит художественной задаче, решаемой автором – поэтому деэстетизация явления (война, тюрьма) достигается через деэстетизацию текста. Автор прекрасно отдает себе отчет в том, что мат читать многим людям противно. Именно поэтому в тексте и матерятся: читателю _должно_ быть противно читать о войне, о зоне, его _должно_ воротить от всего этого.
Парадоксальным образом этот прием может работать и на _создание_ героического пафоса. Когда умная женщина Элеонора Раткевич отвечала на критику ПТСР, она это поняла и очертила: подлинная героика не нуждается в эстетизации. Обойдемся мы без красной крови, белых скал, прекрасных дев и хлопанья орлиных крыл: будет вам вместо этого темный подвал и говнище по колено, и все равно обрыдаетесь. И ведь обрыдались.
В общих чертах – вот так.
Re: Я хотела ответить выше
***Но если "блядь" это не матерное слово, то, боюсь, мне придется выйти из дискуссии в виду моей недостаточной образованности***
Мне показалось, или вы обиделись?
"Блядь" попало в материные слова относительно недавно - в первой половине ХХ века это было нетабуированное слово, и означало оно то, что означало: продажную женщину. Героини купинской "Ямы" называют себя блядьми - это было не более ненормативно, чем "шлюха", и более нормативно, чем "жопа" - вот "жопу" тогда в литературе было труднее встретить.
***А можно поинтересоваться, а слово п..да - мат или нет? А слово х...? Они же тоже обозначают вполне конкретную штуку***
И когда-то были вполне нормативными ("блядь" пока что
дрейфует на границе норматива).
Re: Я хотела ответить выше
Нет, вам показалось, что вы:))
Просто у меня такой характер, что у меня иногда по ходу дела выползает ирония, я думала, что вы привыкли:)
Но на счет мата я искренне заинтересовалась, мне все - таки кажется, что сейчас по крайней мере эти слова воспринимаются как матерные.
Не мог бы Антрекот что ни будь прокомментировать по этому поводу?
По крайней мере, я бы не рискнула произнести слово "блядь" на уроке.
Re: Я хотела ответить выше
Re: Я хотела ответить выше
С уважением,
Антрекот