Унесенные нахрен ветром
Навеяна фантлабовским тредом "Хочу обратно в СССР"
Действующие лица:
Мистер Гейли, бывший работорговец
Джордж Гаррис, инженер, бывший раб
Джордж Шелби, сын бывшего рабовладельца мистера Шелби, экс-лейтенант армии Конфедерации
Сэм и Энди – бывшие рабы мистера Шелби
Питер Шелби – сын покойного дяди Тома, слуга Джорджа Шелби
Мистер Уилсон, промышленник
Мари Сент-Клер, вдова доброго плантатора Сент-Клера
Хенрик Сент-Клер, ее племянник, экс-капитан армии Конфедерации
Топси, бывшая рабыня, ныне миссионерка
Скарлетт О’Хара, бывшая рабовладелица, ныне преуспевающая бизнесвумен
Ретт Батлер, бывший жулик и контрабандист, ныне преуспевающий бизнесмен
Место действия – воображаемый салон парохода на Миссисипи, где могли бы собраться все вышеперечисленные
Время действия – 20 лет по окончании Гражданской войны
Хенрик Сент-Клер: Не знаю, почему так принято ругать довоенное время. На мой взгляд, жизнь тогда была гораздо лучше сегодняшней. По крайней мере не было бездомных, безработных, с пьянством и тунеядством боролись, пьяниц было очень мало, молодежь не курила, не пила пиво в салунах и не материлась, молодые люди слушались старших, а не посылала их к Диксону. В Конфедерации соблюдалась законность и правопорядок…
Ретт Батлер: Простите, сколько вам было лет, когда началась война?
Хенрик Сент-Клер: Пятнадцать.
Ретт Батлер: А. Юность, первая любовь, золотое беззаботное время – все осталось там. Меня тоже в те времена девушки любили значительно больше. Я вас понимаю.
Энди: Хех, как говорит мой старик – «у меня до войны курок был всегда на взводе»…
Ретт Батлер: Впрочем, пили тогда очень много. Южные джентльмены никогда не отличались особой воздержанностью.
Хенрик Сент-Клер: Я имею в виду негров. Они жили лучше, и им не было нужды пить.
Джордж Гаррис (резко смеется): Простите, юноша, но пьют обычно те, у кого есть на это деньги. У негров отбирали все заработанное.
Хенрик Сент-Клер: Как это все? Я всегда выдавал своему лакею доллар в месяц. Но если бы он осмелился прийти домой пьяным, его ждал бы кнут, и он знал это!
Джордж Гаррис: Я вижу, в рюмке у вас брэнди. Вам бы понравилось, если бы вас сейчас схватили и выпороли за то, что вы пьете?
Хенрик Сент-Клер: Я джентльмен! Сколько бы я ни выпил, я не опущусь до скотского состояния!
Ретт Батлер и Джордж Шелби смеются вместе.
Джордж Гаррис: В том-то и беда, юноша, что вы не понимаете: вы и ваши негры жили, по сути дела, в разных странах.Едва ли ваш тогдашний лакей разделил бы ваши сентиментальные чувства в отношении прошлого.Хенрик Сент-Клер: Но вы не станете отрицать хотя бы того, что каждому рабу давали жилье?
Сэм: Да чё там! Свой домик был, не барак вонючий, спасибо хозяевам…Энди: Курицу каждый день давали…
Хенрик Сент-Клер: Что и требовалось доказать! Система была экономически эффективна, негры получали жилье, пищу…
Ретт Батлер: Минуточку. Что значит «получали»? Разве в этой жизни хоть что-то, кроме воздуха, дается нам даром? Мы покупали негров, чтобы они выполняли для нас определенные работы, которые приносили нам прибыль и облегчали жизнь. За эти работы мы обеспечивали их пищей и кровом, причем какого качества были эти пища и кров – целиком зависело от нашего произвола…
Мистер Вилсон: Ну, и от наших возможностей кое-что зависело. Иной хозяин просто не имел возможности построить каждому дяде Тому отдельную хижину.
Скарлетт: Не передергивайте, Ретт. Уж мы своих рабов не обижали.
Мари Сент-Клер: Мы тоже.
Топси: Как? Не вы ли продали всю свою домовую челядь после смерти мужа?
Мари Сент-Клер: А что мне было делать, открывать для них пансион? Уверена, что они попали в руки к таким же хорошим и добросовестным людям, как я!
Джордж Шелби: Вообще-то, как минимум одного из них забили насмерть на плантации Саймона Легри.
Мари Сент-Клер: Значит, заслужил. Разве хорошего негра наказали бы просто так?
Питер (видимо сдерживаясь): Мой отец был прекрасным человеком и хорошим работником. Чем он, по-вашему, мог заслужить такую участь?
Мари Сент-Клер: Да мне почем знать!
Ретт Батлер: О том и речь: Большинство не желало знать, во что обходится их благополучие, а многие и поныне продолжают пребывать в блаженном неведении.
Скарлетт: Да вы стали аболиционистом, дорогой экс-супруг! Правда, через двадцать лет после войны на это немного нужно отваги.
Ретт Батлер: Аболиционистом я не стал, а экономистом был всегда, вам ли не знать. Система, которая стоит на подневольном труде, не могла не рухнуть.
Хенрик Сент-Клер (Питеру): Не нужно драматизировать, дорогой. Смерть вашего отца – частный, единичный случай, который господа, наслушавшиеся северной пропаганды, превратили в пропагандистский жупел.
Топси: А то, что меня охаживали кочергой и каминным щипцами – тоже единичный случай?
Мари Сент-Клер: А какой же еще? Поймите наконец, Топси: то, что вам плохо жилось – это проблемы испорченной, озлобленной на весь мир негритянской девчонки, а не всего рабовладельческого строя!
Топси: Ну, у меня на этот счет есть свое мнение. Прямо скажем, и на Севере существуют избалованные белые суки вроде вас, и ублюдков типа Легри там хватает, но слава Богу, у них нет власти над нашей жизнью и смертью.
Скарлетт: И она называет себя миссионеркой! Какой кошмар! Что за язык, что за манеры!
Хенрик: Просто удивительно, с какой черной злобой и неблагодарностью говорят люди о строе, который их вырастил и воспитал, о своей родине!
Мистер Гейли: А какая клевета на покойного Саймона Легри, крепкого хозяйственника и эффективного плантатора!
(Питер Шелби всматривается в его лицо, подходит быстрым шагом и дает ему в челюсть).
Питер: Это тебе за отца, сволочь.
(Мужчины вскакивают, оттаскивают Питера. Мистер Гейли пытается взять реванш)
Гейли: Держите его крепче, господа. Сейчас я этому черномазому покажу, где его место!
Джордж Шелби: Я сдерживался сколько мог (бьет Гейли в ухо). Это опять за дядю Тома.
Ретт Батлер: Ну хватит! (вынимает пистолет и стреляет в воздух) Пущу пулю в лоб первому же, кто попытается разыграть тут второй тур Гражданской войны. Невзирая на цвет кожи, возраст и пол.
(Мари Сент-Клер и Скарлетт промакивают лицо мистера Гейли смоченными в воде платочками, он пытается объясниться)
Гейли: Речь, в конце концов, о фактах! Этот Том отказывался выдать местонахождение двух беглых рабынь, которые подвергали Саймона Легри настоящим моральным пыткам! Он вынужден был принудить этого Тома делиться информацией! Почему люди не хотят слышать правду?!
Хенрик: Ну, все мы знаем, кто за этим стоит. Вашингтонский обком исправно платил пропагандисткам вроде Гарриет Бичер-Стоу.
Топси: Да-да, от усердного чтения вашингтонских пропагандистов у меня до сих пор рубцы на спине и на заднице. Как вы не поймете: нет у нас причин хотеть вернуться назад, в Конфедерацию. Пусть о ней вздыхают те, кому там было хорошо, а нам было плохо.
Мари Сент-Клер (раздраженно): Кому это «вам», Топси? Остальные присутствующие здесь негры вас не поддерживают. Вот скажите, как вас там, Сэм и Энди, разве вам было плохо?
Энди: Да чего там, я ж говорю: и крыша над головой была, и работать особо не напрягали…
Топси: Вот только сына Элизы и Тома ваш хозяин продал, когда у него начались денежные затруднения. Неужели вы не понимаете, что на месте Тома мог быть любой из вас?
Сэм: По правде говоря, не мог, мисс. Хозяину требовались хорошие деньги, а за нас двоих разом он не взял бы столько, сколько за одного Тома, уж такой Том был работящий да разумный.
Ретт Батлер (смеется): Вот прекрасная иллюстрация к вопросу эффективности рабовладельческой экономики: она истребляет лучших работников, а лентяи могут быть спокойны за свою судьбу.
Скарлетт (раздраженно): Зато раньше они хоть как-то, а работали, а сейчас совершенно отбились от рук! Каторжники – и те работают лучше. Это, по-вашему, эффективно?
Мистер Вилсон: Что правда, то правда. Огромные трудности с кадрами на производстве. Те, что успели поработать до войны, еще что-то умеют, а нынешние…
Топси: Они так и не дождались достойной оплаты за свой труд. А все потому, что рабочие места по-прежнему в руках у людей, родившихся рабовладельцами. Вам с детства вбивали в голову, что скот нужно меньше кормить и больше доить, вы и с людьми так обращаетесь. Оттого вам, сударыня, и любы каторжники, что вам неохота платить за труд столько, сколько он стоит. Негры же не привыкли оценивать свой труд по справедливости и добиваться результата. Мы проклятое поколение, что белые, что черные, и от нас никакого толку не будет.
Джордж Гаррис: Браво, мисс. К слову, на моей фабрике получают заработок по выработке, черные и белые равно. И в Канаде труд негров почему-то эффективен. Может, не все мы прокляты?
Ретт Батлер: Словом, недостатки нынешней экономической системы имеют корни в прошлом.
Хенрик Сент-Клер: Вас послушать, так все имеет корни в прошлом! А ведь прошло двадцать лет, как мы проиграли войну – что же до сих пор негры не научились быть людьми?
Питер: А вы научились?
Мари Сент-Клер: Уж по крайней мере мы вежливы с собеседниками!
Джордж Шелби: Сказать человеку в лицо, что его отец заслужил мучительной смерти – это такой вид вежливости?
Топси: Ага, южная разновидность. Беда с этими южными ледьми: от слова «задница» в обморок падают, а рассуждать о том, как людей на свиной корм переводят, всегда готовы.
Джордж Шелби: Но вы тоже неправы, мисс. Вы судите обо всех женщинах Юга огульно, а ведь среди них есть и такие достойные дамы, как моя мать, которая собрала деньги Тому на выкуп.
Топси (едко): Очень они ему помогли.
Джордж Шелби: Вы слишком жестоки, мисс. Мы сделали все, что могли…
Топси: Да неужели? Вы могли добраться до Легри раньше и застрелить его, как собаку. Вы этого не сделали. Ваша драгоценная Конфедерация и гражданский мир были вам дороже, чем дядя Том. Вы защищали строй, который погубил его, с оружием в руках. Не обольщайтесь, добренький джентльмен с Юга, я презираю вас так же, как и этих куриц
Джордж Шелби: Но за что?
Топси: Да вот чувствую всей своей черной задницей - когда нас опять захотят лишить всех прав, вы, благонамеренные господа, нас первыми и предадите.
Скарлетт: Ретт, неужели вы и дальше позволите этой черномазой нас оскорблять?
Ретт: Дорогая, ни за что на свете я не отниму у вас право постоять за себя. Попытайся нанести ей ответное оскорбление, посмотрим, как это у тебя получится.
Скарлетт: Что? Ругаться с ней, как будто я базарная торговка?
Ретт (пожимая плечами): Попробуй ругаться как магазинная торговка, коей ты, собственно, и являешься. Я не возражаю.
Хенрик Сент-Клер: Вы не джентльмен!
Ретт Батлер: И никогда не стремился принадлежать к этой декоративной породе. Но и лицемером, по счастью, не был тоже. Вам неприятно выслушивать от мисс Топси то, что вы сами постоянно изливаете на черных. Я признаю за вами полное право презирать негров – в конце концов, у нас свободная страна, кого хочешь, того и презирай; но меня смешит ваше удивление, когда вы сталкиваетесь с ответным презрением. Вы пытаетесь доказать парню, чей отец умер под пытками, и девушке, чье детство прошло под кнутом, что на самом деле им есть за что благодарить своих мучителей и тот строй, что развязал им руки. Вы были бы смешны со всем этим, когда бы на вас не было так грустно смотреть.
Топси: Спасибо, сэр.
Ретт Батлер: Нет, мисс, не благодарите меня. Теперь ваша очередь. Сотни тысяч таких, как дядя Том, погибли в ходе войны и обнищали во время Реконструкции. Лекарство оказалось хуже болезни.
Топси: Его тоже приготовили белые. И наша вина есть в том, что мы в массе лишены инициативы и взаимовыручки, но нас такими сделали.
Ретт Батлер: Но разве не белая женщина дала вам образование и свободу?
Топси: Да, и я благодарна ей. Но и она не сделала бы для меня этого, кабы не ее брат, который купил меня из прихоти: посмотреть, какой аболиционисткой северянка окажется на деле.
Ретт Батлер: Ну а к нему вы чувствуете благодарность?
Топси: Что ж, он меня выкупил у злых хозяев и баловал, я его любила по-человечески и жалела. А все же был слишком занят собой, чтобы дать свободу Тому и прочим своим неграм. Да и я бы пошла с молотка, если бы мисс Офелия не выдавила из него дарственную. Добрый был человек, но слабый, и жизнь старика Тома он, считай, продолбал.
Мари Сент-Клер: И это она о человеке, который сжалился над ней, когда ее пороли за очередное воровство!
Топси: Я уже тридцать лет как не воровка, а вы как были жестокой стервой, так и остались.
Мистер Гейли: Да прекратите же это кто-нибудь! Мистер Батлер, что проку в вашем пистолете, если вы не можете заставить черномазую заткнуться?
Топси: У черномазой тоже есть пистолет (вынимает из сумочки револьвер).
Ретт Батлер: Ого! Да вы воинственны, госпожа миссионерка.
Топси: Там, где я проповедую, полно охочих до черного мяса. Приходится действовать словом Божьим и револьвером.
Джордж Гаррис: Да и у меня, в случае чего, револьвер найдется.
Мистер Гейли: И этот за черных!
Джордж Гаррис: А за кого же мне быть, мерзавец? (снимает перчатку и показывает клеймо).
Мистер Гейли (в ужасе): Тысячи их!
Скарлетт (трагически): Вот так мы страдаем за свою гуманность!
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Джордж Шелби вряд ли воевал за Конфедерацию, Кентукки был пограничным штатом, где большинство было за Союз, а опереточное Confederate government, хотя и было признано в Ричмонде, штат во время войны не контролировало.
К тому же он аболиционист (хотя лояльность гражданина штату была более важна, чем его политические убеждения).
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
долго шелсделали, но мало и не с тем выражением лица.no subject
no subject
no subject
Почитала тему... Мр. Эйс - это нечто. 80 года рождения, а как характерную лексику точно воспроизводит. Ну а последние страницы - это вообще, Чуйков с Катуковым в гробах вертятся.
no subject
no subject
Большое спасибо, Ольга. Очень интересно.