![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Глава 8
Королевский суд
Государь Эльдарион во дни своей молодости получил от отца, государя Элессара, по сути дела лишь одно наставление в управлении государством. Все остальное было развернутым комментарием к этому единственному наставлению, в правоте которого Эльдарион убеждался с каждым годом все больше.
- Государь должен защищать и вести свой народ во дни войны, - сказал король Элессар. – Еще государь должен судить те дела подданных, какие не в силах рассудить больше никто. А все остальное время государь должен не мешать народу жить.
Это было очень простое наставление – и выполнить его оказалось так же трудно, насколько просто дать. Сам государь Элессар со смехом говорил, что учился этому всю вторую половину своей жизни.
Люди, если им не очень мешать, прекрасно могут управлять собой сами. В деревнях они решают дела на общем сходе, в городах – через братства; купцы и люди вольных ремесел объединяются в гильдии, ремесленники – в цехи… Король, наставлял государь Элессар, должен позволить людям управлять своей жизнью так, как им того хочется, но твердо держать в руках три вещи: закон, налоги и войско.
Король, и никто другой, должен быть источником единого закона, общего и для братств, и для цехов, и для сельских сборов.
Королю, и никому другому, должны подчиняться казна и сборщики податей.
И наконец, король, и никто другой, должен управлять делами войска.
Иначе… - и начитанный государь Элессар в подробностях рассказывал сыну, например, о государе Валакаре, который позволил магнатам завести собственные войска. За это решение расплатился его сын Эльдакар, против которого магнаты восстали, используя как повод его происхождение от северянки, и страна была ввергнута в десятилетнюю смуту. Или о государе Кириандиле, который, чтобы ускорить строительство флота, отдал налоги откупщикам – и через девять лет столкнулся с угрозой голодного бунта. Ну а уж что стало с Кастамиром, который пренебрег законом – знали и не столь начитанные люди…
Государь взошел по ступеням, ведущим к Палате Речей. Королева пришла туда раньше и ожидала мужа на мраморной скамье под кустом жасмина. С обеих сторон от нее сидели придворные дамы: госпожа Нарбелет и перианка Маргаритка, внучка Эланор Прекрасной. Государь поклонился дамам и поцеловал супругу. Его сопровождающие преклонили перед женщинами колено.
Государыня ответила мужу легким поклоном. Ее золотые волосы были убраны под красный шелковый плат.
Королевский цвет Гондора и Арнора – черный с серебром.
Цвет радости и празднества – белый.
Цвет траура – багрянец.
Со дня смерти государыни Арвен не прошло еще трех лет, а до этого умер Государь Элессар, и царственные супруги уже год как носили траур.
Раскрылась высокая дверь, и король с королевой вступили в просторный зал, где раз в семь дней разбирались дела, которых никто, кроме короля, решить не мог. Сегодня зал был заполнен людьми теснее, чем обычно, и, по словам распорядителя, народ толпился еще на улице, по всему двору Цитадели. Видно, многих волнует этот Хэрумор.
- Дело не в Хэруморе, - ответил Государь. – Дело в том, как далеко будет простираться власть Гильдий.
Они с королевой взошли к тронам, поднятым на возвышение, откуда было видно всех в зале. Придворные дамы сели на скамеечки справа и слева от королевы. Двое охранников встали за тронами, двое – ступенью ниже. Те, что стояли ниже, были перианами – и король заметил, как Банго Тукк подмигнул госпоже Маргаритке.
Ох уж эти периане.
Распорядитель стукнул посохом.
- Государь желает выслушать дело ученого и учителя Амандиля, сына Балана из рода Мирионов, против Гильдии Писцов и Книжников. Пусть названный Амандиль выйдет перед королем и расскажет свое дело.
Государь слышал об этом человеке, но ни разу не видел его. Однако свойство человеческого сердца таково, что, слыша о ком-либо, оно создает образ.
Образ Амандиля, известного как Хэрумор, у государя сложился довольно неприятный. В его представлении Хэрумор был высок, бледен, худ, глаза его ярко горели под нависшими бровями, щеки западали, а черты лица отличались теми особенностями, которые присущи выходцам из древних родов морэдайн, где столетиями женились на двоюродных и троюродных сестрах, чтобы не запятнать род низкой кровью «малых народов».
Государь понимал, что этот образ произошел из имени «Хэрумор», печально прославленного в истории Гондора. Он знал, что сын Балана никакого отношения к морэдайн не имел – и, скорее всего, морэдайн к его дерзостному эпессе отнеслись бы весьма холодно. Он ожидал, что человек не будет похож на этот образ. Так оно и вышло.
Человек, что встал на указанном месте, был ниже среднего роста, но не так низок, как гном; глаза его блестели, как ягоды черники после дождя, а не как холодные камни; щеки были скорее округлы, нежели впалы – но Амандилю не подходило даже слово «упитанный», не то что «толстый». Просторная учительская мантия, надетая ради суда, не могла скрыть того, что плечи истца узковаты, и сам он – не крепкого сложения. Среднего. Борода подстрижена аккуратно, ногти обрезаны ровно, руки чисты, взгляд прям. Так смотрят люди, которым нечего стыдиться. Амандиль поклонился королю – и этот поклон был полон достоинства.
Выпрямившись, истец начал:
- Уже семь лет как я преподаю в своей собственной школе грамматику, риторику, историю и языки, древние и современные. В работе мне помогает сестра – Утариэль, дочь Балана, она здесь – и жена, Индис, дочь Аргелеба из рода Келебриндора, она тоже здесь.
По его словам чуть вперед ступили и поклонились две женщины – тоже одетые в мантии и шапочки учителей.
- Я пригласил их как свидетелей по моему делу. Еще в свидетели пошли Перэдиль и Каледвэн из дома Тириатанов, а также Саэлон из дома Аргеля и почтенный Борлас из дома Синдаласа. Дело же мое вот каково: в нарушение гильдейских правил, запрещающих отнимать у человека орудие его ремесла меня не просто хотят исключить из Гильдии, но и меня, учеников моих лишить гильдейского свидетельства, а тем самым – и куска хлеба, потому что без гильдейского свидетельства человек может сделаться разве что трактирным писцом по грошу за лист. А ведь я не нарушал никаких цеховых правил и не совершал преступлений, за которые по правилам гильдии полагается лишение свидетельства. Я не был осужден ни как вор, ни как убийца, ни как насильник. Я не пьяница и не разрушитель чужих браков. Меня, свободного жителя свободного города, лишают права заниматься честным ремеслом. Я прошу справедливости, Государь.
- Ответчик по делу – глава Гильдии Писцов и Книжников, Атандиль, сын Атанатара из дома Турина, - объявил распорядитель.
Господина Атанатара Государь знал хорошо – ученость этого человека была необычайно глубока, а слава гремела далеко за пределами Города. Господин Атандиль, ровесник Государя, выглядел как благородный старец, хотя был еще крепок и телом, и духом. Иногда королю было неловко выглядеть вдвое-втрое моложе ровесников. Корона в каком-то смысле лишает человека возраста – но государь не мог не задумываться о том, сколько разлук с друзьями детства он уже перенес, и сколько ему еще предстоит. Дочь Эланор Гэмги уже солидная дама даже по перианскому счету – у нее у самой есть внуки. А государь помнил, как играл с ее матерью в прятки в длинных переходах Цитадели…
Поклон господина Атандиля был короток и не так глубок, как поклон истца. Посох – знак своей власти – он держал уверенно. С него можно было бы писать Гэндальфа-Митрандираю
- По своему обыкновению, - голос Гильдии раскатился богатым звучным колоколом под сводами Палаты, - господин Амандиль, или как он сам себя называет, Хэрумор, не сказал Государю и народу Гондора всей правды. Действительно, прежде такого не было, чтобы человека изгоняли из Гильдии, лишая при том и всех его учеников гильдейского свидетельства. Однако и деяний, подобных деяниям оного Хэрумора, прежде тоже не было в королевстве. Необычное преступление и мер требует необычных. Я надеялся, что сыну Балана хватит ума не прибегать к королевскому суду, где вскроется неприятная для него правда, выждать несколько лет в тишине и покое, осмыслить свои действия, раскаяться и прийти в Гильдию с повинной. Но моим уговорам он, увы, не внял. Мне самому горько требовать для своего ученика кары, что обречет его на незавидную участь. Но я настаиваю на том, чтобы сыну Балана запретили преподавать – и в школе, и частным образом, на всех землях Королевства, навсегда – пока он не отречется должным образом от своей отвратительной веры и не побудит к тому же всех, кого успел совратить. Я свидетельствую, что этот человек поклоняется Черному Врагу. Я свидетельствую, что он – враг Королевства. Я изгоняю его из Гильдии и прошу, Государь, изгнать его из Гондора и Арнора, если ты не хочешь, чтобы Королевство постигла судьба Нуменора.
- Это тяжкое обвинение, - сказал Государь. – Поклонение Черному Вала у нас запрещено и карается изгнанием. Что скажешь ты на встречное обвинение, сын Балана.
- Скажу, что оно ложно. Скажу, что эта клевета тем более отвратительна, что я никогда не скрывал своих взглядов ни от малопочтенного Атандиля, ни от кого-либо другого. Поклонение Черному Вала или его преемнику Саурону я нахожу бессмысленным – как и любое поклонение. Господин Атандиль об этом прекрасно знает, ибо неоднократно затевал со мной публичные диспуты, в которых неизменно бывал бит. Тому есть сотни, если не тысячи свидетелей. Вместе с тем, господин Атандиль не может привести ни одного свидетеля, который подтвердил бы, что я поклоняюсь Черному Вале.
- Однако, - сказал Государь, - имя «Хэрумор» все чаще достигает моего слуха. Наверное настало время раз и навсегда выяснить, что же связано с этим именем, и либо очистить его окончательно, либо и в самом деле изгнать Хэрумора за пределы Королевства. Будьте осторожны с этой минуты, господин Амандиль – простите, но мне не хочется называть вас вашим эпессе. И будьте вы также осторожны, господин Атандиль – не оказаться бы вам клеветником и не подвергнуться наказанию, которого вы сами требовали для другого. Изложите свое обвинение как можно внятней. Призовите свидетелей. Я полон внимания.
- Повинуюсь, - склонил голову господин Атандиль. – Слушайте же. Несколько лет назад до меня начали доходить слухи о тайных обрядах в честь Черного Валы, справляемых последователями некоего Хэрумора. Я начал расспрашивать людей – и каково же было мое удивление, когда я узнал, что Хэрумор – это мой бывший ученик Амандиль, и он открыто проповедует Темное учение. Я отправился к нему искать объяснений – и он без всякого стыда сказал, что ненавидит Единого и не считает Саурона врагом. Несколько разя увещевал его наедине и публично, но он не внял. Я могу привести свидетелей, слышавших наши диспуты.
- Не стоит, - возразил Амандиль. – Я знаю ваших свидетелей, я вижу их – это Бельтар, который получил отставку по причине своей полной бездарности, это Хельямэль, талантливая, но ленивая девица, чью лень я в конце концов устал терпеть даже за деньги ее отца, это Туор и Тарн, которым я еще два года назад порекомендовал отправиться в бродячие балаганы, потому что кулачные диспуты приветствуются только там... Словом, такие свидетели только затянут суд.
- Вы хотите дать им отвод на том основании, что они могут держать против вас зло? – спросил король, сделав рукой знак тишины в сторону свидетелей Гильдии.
- В таком случае я дам отвод свидетелям Амандиля на том основании, что они родственники! – воскликнул глава Гильдии.
- Я не родственник, - сказал одетый в синий кафтан молодой человек, выглядевший ровесником Короля.
- Я тоже, - из среды свидетелей Амандиля выступил высокий седой человек, которого государь Эльдарион узнал: то был Борлас, бывший капитан Белой Стражи.
- Не нужно, - Амандиль поднял руку. – Пока не нужно. Государь, давайте сделаем так: я изложу свое учение так, как излагаю всегда, не скрываясь и исчерпывающе. А потом выступят свидетели со стороны Гильдии и попробуют что-то добавить к сказанному.
- Хорошо, - подумав, согласился Государь. – Начинайте.
- Тишина! – крикнул распорядитель и ударил посохом в пол.
Государь Эльдарион во дни своей молодости получил от отца, государя Элессара, по сути дела лишь одно наставление в управлении государством. Все остальное было развернутым комментарием к этому единственному наставлению, в правоте которого Эльдарион убеждался с каждым годом все больше.
- Государь должен защищать и вести свой народ во дни войны, - сказал король Элессар. – Еще государь должен судить те дела подданных, какие не в силах рассудить больше никто. А все остальное время государь должен не мешать народу жить.
Это было очень простое наставление – и выполнить его оказалось так же трудно, насколько просто дать. Сам государь Элессар со смехом говорил, что учился этому всю вторую половину своей жизни.
Люди, если им не очень мешать, прекрасно могут управлять собой сами. В деревнях они решают дела на общем сходе, в городах – через братства; купцы и люди вольных ремесел объединяются в гильдии, ремесленники – в цехи… Король, наставлял государь Элессар, должен позволить людям управлять своей жизнью так, как им того хочется, но твердо держать в руках три вещи: закон, налоги и войско.
Король, и никто другой, должен быть источником единого закона, общего и для братств, и для цехов, и для сельских сборов.
Королю, и никому другому, должны подчиняться казна и сборщики податей.
И наконец, король, и никто другой, должен управлять делами войска.
Иначе… - и начитанный государь Элессар в подробностях рассказывал сыну, например, о государе Валакаре, который позволил магнатам завести собственные войска. За это решение расплатился его сын Эльдакар, против которого магнаты восстали, используя как повод его происхождение от северянки, и страна была ввергнута в десятилетнюю смуту. Или о государе Кириандиле, который, чтобы ускорить строительство флота, отдал налоги откупщикам – и через девять лет столкнулся с угрозой голодного бунта. Ну а уж что стало с Кастамиром, который пренебрег законом – знали и не столь начитанные люди…
Государь взошел по ступеням, ведущим к Палате Речей. Королева пришла туда раньше и ожидала мужа на мраморной скамье под кустом жасмина. С обеих сторон от нее сидели придворные дамы: госпожа Нарбелет и перианка Маргаритка, внучка Эланор Прекрасной. Государь поклонился дамам и поцеловал супругу. Его сопровождающие преклонили перед женщинами колено.
Государыня ответила мужу легким поклоном. Ее золотые волосы были убраны под красный шелковый плат.
Королевский цвет Гондора и Арнора – черный с серебром.
Цвет радости и празднества – белый.
Цвет траура – багрянец.
Со дня смерти государыни Арвен не прошло еще трех лет, а до этого умер Государь Элессар, и царственные супруги уже год как носили траур.
Раскрылась высокая дверь, и король с королевой вступили в просторный зал, где раз в семь дней разбирались дела, которых никто, кроме короля, решить не мог. Сегодня зал был заполнен людьми теснее, чем обычно, и, по словам распорядителя, народ толпился еще на улице, по всему двору Цитадели. Видно, многих волнует этот Хэрумор.
- Дело не в Хэруморе, - ответил Государь. – Дело в том, как далеко будет простираться власть Гильдий.
Они с королевой взошли к тронам, поднятым на возвышение, откуда было видно всех в зале. Придворные дамы сели на скамеечки справа и слева от королевы. Двое охранников встали за тронами, двое – ступенью ниже. Те, что стояли ниже, были перианами – и король заметил, как Банго Тукк подмигнул госпоже Маргаритке.
Ох уж эти периане.
Распорядитель стукнул посохом.
- Государь желает выслушать дело ученого и учителя Амандиля, сына Балана из рода Мирионов, против Гильдии Писцов и Книжников. Пусть названный Амандиль выйдет перед королем и расскажет свое дело.
Государь слышал об этом человеке, но ни разу не видел его. Однако свойство человеческого сердца таково, что, слыша о ком-либо, оно создает образ.
Образ Амандиля, известного как Хэрумор, у государя сложился довольно неприятный. В его представлении Хэрумор был высок, бледен, худ, глаза его ярко горели под нависшими бровями, щеки западали, а черты лица отличались теми особенностями, которые присущи выходцам из древних родов морэдайн, где столетиями женились на двоюродных и троюродных сестрах, чтобы не запятнать род низкой кровью «малых народов».
Государь понимал, что этот образ произошел из имени «Хэрумор», печально прославленного в истории Гондора. Он знал, что сын Балана никакого отношения к морэдайн не имел – и, скорее всего, морэдайн к его дерзостному эпессе отнеслись бы весьма холодно. Он ожидал, что человек не будет похож на этот образ. Так оно и вышло.
Человек, что встал на указанном месте, был ниже среднего роста, но не так низок, как гном; глаза его блестели, как ягоды черники после дождя, а не как холодные камни; щеки были скорее округлы, нежели впалы – но Амандилю не подходило даже слово «упитанный», не то что «толстый». Просторная учительская мантия, надетая ради суда, не могла скрыть того, что плечи истца узковаты, и сам он – не крепкого сложения. Среднего. Борода подстрижена аккуратно, ногти обрезаны ровно, руки чисты, взгляд прям. Так смотрят люди, которым нечего стыдиться. Амандиль поклонился королю – и этот поклон был полон достоинства.
Выпрямившись, истец начал:
- Уже семь лет как я преподаю в своей собственной школе грамматику, риторику, историю и языки, древние и современные. В работе мне помогает сестра – Утариэль, дочь Балана, она здесь – и жена, Индис, дочь Аргелеба из рода Келебриндора, она тоже здесь.
По его словам чуть вперед ступили и поклонились две женщины – тоже одетые в мантии и шапочки учителей.
- Я пригласил их как свидетелей по моему делу. Еще в свидетели пошли Перэдиль и Каледвэн из дома Тириатанов, а также Саэлон из дома Аргеля и почтенный Борлас из дома Синдаласа. Дело же мое вот каково: в нарушение гильдейских правил, запрещающих отнимать у человека орудие его ремесла меня не просто хотят исключить из Гильдии, но и меня, учеников моих лишить гильдейского свидетельства, а тем самым – и куска хлеба, потому что без гильдейского свидетельства человек может сделаться разве что трактирным писцом по грошу за лист. А ведь я не нарушал никаких цеховых правил и не совершал преступлений, за которые по правилам гильдии полагается лишение свидетельства. Я не был осужден ни как вор, ни как убийца, ни как насильник. Я не пьяница и не разрушитель чужих браков. Меня, свободного жителя свободного города, лишают права заниматься честным ремеслом. Я прошу справедливости, Государь.
- Ответчик по делу – глава Гильдии Писцов и Книжников, Атандиль, сын Атанатара из дома Турина, - объявил распорядитель.
Господина Атанатара Государь знал хорошо – ученость этого человека была необычайно глубока, а слава гремела далеко за пределами Города. Господин Атандиль, ровесник Государя, выглядел как благородный старец, хотя был еще крепок и телом, и духом. Иногда королю было неловко выглядеть вдвое-втрое моложе ровесников. Корона в каком-то смысле лишает человека возраста – но государь не мог не задумываться о том, сколько разлук с друзьями детства он уже перенес, и сколько ему еще предстоит. Дочь Эланор Гэмги уже солидная дама даже по перианскому счету – у нее у самой есть внуки. А государь помнил, как играл с ее матерью в прятки в длинных переходах Цитадели…
Поклон господина Атандиля был короток и не так глубок, как поклон истца. Посох – знак своей власти – он держал уверенно. С него можно было бы писать Гэндальфа-Митрандираю
- По своему обыкновению, - голос Гильдии раскатился богатым звучным колоколом под сводами Палаты, - господин Амандиль, или как он сам себя называет, Хэрумор, не сказал Государю и народу Гондора всей правды. Действительно, прежде такого не было, чтобы человека изгоняли из Гильдии, лишая при том и всех его учеников гильдейского свидетельства. Однако и деяний, подобных деяниям оного Хэрумора, прежде тоже не было в королевстве. Необычное преступление и мер требует необычных. Я надеялся, что сыну Балана хватит ума не прибегать к королевскому суду, где вскроется неприятная для него правда, выждать несколько лет в тишине и покое, осмыслить свои действия, раскаяться и прийти в Гильдию с повинной. Но моим уговорам он, увы, не внял. Мне самому горько требовать для своего ученика кары, что обречет его на незавидную участь. Но я настаиваю на том, чтобы сыну Балана запретили преподавать – и в школе, и частным образом, на всех землях Королевства, навсегда – пока он не отречется должным образом от своей отвратительной веры и не побудит к тому же всех, кого успел совратить. Я свидетельствую, что этот человек поклоняется Черному Врагу. Я свидетельствую, что он – враг Королевства. Я изгоняю его из Гильдии и прошу, Государь, изгнать его из Гондора и Арнора, если ты не хочешь, чтобы Королевство постигла судьба Нуменора.
- Это тяжкое обвинение, - сказал Государь. – Поклонение Черному Вала у нас запрещено и карается изгнанием. Что скажешь ты на встречное обвинение, сын Балана.
- Скажу, что оно ложно. Скажу, что эта клевета тем более отвратительна, что я никогда не скрывал своих взглядов ни от малопочтенного Атандиля, ни от кого-либо другого. Поклонение Черному Вала или его преемнику Саурону я нахожу бессмысленным – как и любое поклонение. Господин Атандиль об этом прекрасно знает, ибо неоднократно затевал со мной публичные диспуты, в которых неизменно бывал бит. Тому есть сотни, если не тысячи свидетелей. Вместе с тем, господин Атандиль не может привести ни одного свидетеля, который подтвердил бы, что я поклоняюсь Черному Вале.
- Однако, - сказал Государь, - имя «Хэрумор» все чаще достигает моего слуха. Наверное настало время раз и навсегда выяснить, что же связано с этим именем, и либо очистить его окончательно, либо и в самом деле изгнать Хэрумора за пределы Королевства. Будьте осторожны с этой минуты, господин Амандиль – простите, но мне не хочется называть вас вашим эпессе. И будьте вы также осторожны, господин Атандиль – не оказаться бы вам клеветником и не подвергнуться наказанию, которого вы сами требовали для другого. Изложите свое обвинение как можно внятней. Призовите свидетелей. Я полон внимания.
- Повинуюсь, - склонил голову господин Атандиль. – Слушайте же. Несколько лет назад до меня начали доходить слухи о тайных обрядах в честь Черного Валы, справляемых последователями некоего Хэрумора. Я начал расспрашивать людей – и каково же было мое удивление, когда я узнал, что Хэрумор – это мой бывший ученик Амандиль, и он открыто проповедует Темное учение. Я отправился к нему искать объяснений – и он без всякого стыда сказал, что ненавидит Единого и не считает Саурона врагом. Несколько разя увещевал его наедине и публично, но он не внял. Я могу привести свидетелей, слышавших наши диспуты.
- Не стоит, - возразил Амандиль. – Я знаю ваших свидетелей, я вижу их – это Бельтар, который получил отставку по причине своей полной бездарности, это Хельямэль, талантливая, но ленивая девица, чью лень я в конце концов устал терпеть даже за деньги ее отца, это Туор и Тарн, которым я еще два года назад порекомендовал отправиться в бродячие балаганы, потому что кулачные диспуты приветствуются только там... Словом, такие свидетели только затянут суд.
- Вы хотите дать им отвод на том основании, что они могут держать против вас зло? – спросил король, сделав рукой знак тишины в сторону свидетелей Гильдии.
- В таком случае я дам отвод свидетелям Амандиля на том основании, что они родственники! – воскликнул глава Гильдии.
- Я не родственник, - сказал одетый в синий кафтан молодой человек, выглядевший ровесником Короля.
- Я тоже, - из среды свидетелей Амандиля выступил высокий седой человек, которого государь Эльдарион узнал: то был Борлас, бывший капитан Белой Стражи.
- Не нужно, - Амандиль поднял руку. – Пока не нужно. Государь, давайте сделаем так: я изложу свое учение так, как излагаю всегда, не скрываясь и исчерпывающе. А потом выступят свидетели со стороны Гильдии и попробуют что-то добавить к сказанному.
- Хорошо, - подумав, согласился Государь. – Начинайте.
- Тишина! – крикнул распорядитель и ударил посохом в пол.
no subject
no subject
no subject
no subject