![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Новая тень.
Чёт-та длинноватая глава выходит.
- А чего вы хотели?! – спросил Саэлон. – Ворваться к женщине в дом, избить ее гостя, уволочь оттуда девушку – и чтобы вам ничего за это не было, да?
- Ты, наверное, удивишься, - медленно проговорил Дамрод. – Но я сейчас не могу даже вспомнить, чего я хотел.
- Нет, - резко ответил Саэлон. - Я нисколько не удивлен. Я ожидал услышать что-то в этом духе. Ожидал, что вы окажетесь именно… - Саэлон запнулся.
- Ну? – Дамрод смахнул со лба пот. – Договаривай.
- Человеком, который действует, рабски повинуясь своему животному началу, - сказал Саэлон.
- Неплохо сказано, - Дамрод улыбнулся, но как-то вяло. – А главное – правда. По большей части.
Сказав это, он повалился на колени и, не поддержи его Борлас – упал бы с мостков прямо в сточную канаву.
Тут не требовалось большого ума, чтобы сообразить, что случилось: когда Саэлон ударил Дамрода по руке, снова открылась кровь – и текла все время, пока Дамрод спорил с сестрой и Утариэлью, отвязывал коня и шел через Предмостье.
Борлас дал присмиревшему буяну о себя опереться, а сам перехватил его правую руку за запястье, и поднял выше его головы, зажимая пальцами сосуды.
- Ну, что встали?! – прикрикнул он на стражников командирским голосом. – Не знаете, как из копий и курток делаются носилки?
Часом позже Борлас и Саэлон сидели в караулке тюрьмы у моста, пили слабое пиво, чтобы не заснуть, и обсуждали эту странную ночь.
- Я понимаю, чего ты хотел, - сказал Борлас, вертя в руках тяжелую кружку. – Показать мне, что сторонники Хэрумора – всего лишь заигравшиеся детишки. Доказать, что никакого Черного Древа нет. Что корни древнего зла если и не уничтожены – то по крайней мере, не дали ростков…
- Не совсем так, - юноша тряхнул тяжелеющей головой. – Но близко к тому. Понимаешь, Борлас, эти молодые люди, они ведь не просто так прислушиваются к Хэрумору. За ним есть своя правота.
- Это какая же, например? – фыркнул Борлас. – Что орки, якобы, хорошие воины? Саэлон, я ведь воевал с ними двадцать лет и навидался этого племени больше, чем хотел. Жалкие они вояки, и страшны разве что лютой злобой. Когда они видят, что не могут взять числом – бросаются в бегство. Если бежать некуда – дерутся, конечно, но и крыса может на кошку кинуться, если ее в угол загнать, а настоящей отваги в них мало. А то, что парень пел, они-де не сдаются и бьются до конца – так на моем веку ни разу этого не было, чтобы им кто-то предлагал сдаться.
- Ты как будто бы с гордостью произносишь эти слова, Борлас, - юноша поднял голову. – А я не вижу, чем тут гордиться.
- Гордиться я и не думал. Просто объясняю тебе, что брать их в плен никакого смысла нет – под честное слово их не отпустишь, они нарушают все обещания; к обмену не предложишь, потому что жизни своих товарищей ни во что не ценят и со своими пленниками расправляются; рабства в Гондоре нет, хотя харадцы считают, что из орков получаются хорошие рабы, если надсмотрщиком поставить орка покрупнее. А на кой балрог тогда предлагать им сдачу? Все это известно уже тысячи лет, но при государе Элессаре наконец-то наступил мир – и вы, молодые, забыли, что это был за враг. Для вас орки – лишь смутная угроза на далекой границе.
- Если они такие плохие вояки – то что ты скажешь о нашем сегодняшнем… То есть, уже вчерашнем знакомце?
- Он полукровка, причем по человеческой своей крови – из дунэдайн, о том говорят и стать, и масть. Старую нуменорскую кровь испортить трудно. Кроме того, скажу тебе: чистокровного орка ты сейчас, пожалуй, не встретишь и в дальних пределах Мордора. Еще во времена моей молодости большая их часть была с примесью людских кровей, чаще дунландских или харадских. Они покрепче и посообразительней. А чистокровные… Чем орк чистокровней, тем он плюгавей и тупей.
- Значит ли это, что орки сегодня – по большей части люди? – спросил Саэлон.
- Пожалуй, что так, - согласился Борлас.
- А как оно было во времена Войны Кольца?
- Чего не знаю, того не знаю. Отец рассказывал, что при штурме Города небо заволокла огромная туча, и сделалось темно, как ночью – стало быть, армия Врага тогда по большей части состояла из чистокровок, которые на свету никакие вояки.
- Я много раз это слышал и читал – орки-де плохие воины, берут только числом… Но отчего же их так боялись?
- Из-за жестокости и злобы, Саэлон.
- Разве люди не бывают жестокими и злобными? – юноша усмехнулся. – Или ты, когда распекал меня за яблоки, видел во мне жестокость и злобу?
- Дались тебе эти яблоки! – рассердился Борлас. – Пойми ты наконец, я бездумие в тебе видел – и боялся, что бездумие может перейти в жестокость. Ты захотел, играя, запустить в товарища чем-то круглым и от нечего делать оборвал яблоко, которое после твоей игры сгнило без смысла. А когда орк захочет запулить в товарища чем-то круглым, и ничего подходящего под рукой не найдет – он снимет с человека голову и запулит ею. Мальчишка с яблоком и орк с головой не одинаково жестоки – но одинаково бездумны, вот что я хотел вдолбить тебе. Можно от скуки обдирать с дерева кору и вырезать на ней ножичком свое имя – а можно дойти до того, чтобы от скуки обдирать с человека или иной живой твари шкуру, и резать ножом живую плоть. Благо, если мальчишка задумается – «зачем я это делаю, зачем порчу без смысла и пользы то, что росло тридцать лет?». Орк – не задумается никогда. Но если и мальчишка не задумается – будет со временем не лучше орка.
- Ты так рассуждаешь о них, почтенный Борлас, будто среди них жил, - усмехнулся Саэлон. – А ведь ты разговаривал с ними только через край щита, если вообще разговаривал.
- Зато мне доводилось разговаривать с теми, кто смог вырваться от них живыми, - отбил Борлас. – С теми, кто еще мог после этого говорить… И когда я слышу песенки про то, какие орки храбрые да стойкие… ты поверь мне, настоящий орк запихал бы этому певцу в рот не померанец, а его же собственное ухо, если не что похуже. Дамрод, конечно хватил через край, с глупыми детьми так нельзя. Но ежели такое дитя вырастет и не поумнеет…
Борлас не стал договаривать и пригубил пиво. Не то чтобы ему очень хотелось – слабое пивко, стража должна быть трезвой – но во рту пересохло, а это какое-никакое питье.
- А ведь признайся, Борлас, - усмехнулся Саэлон. – Ты ожидал, что я поведу тебя в опасное место. Думал, небось, увидеть чуть ли не человеческое жертвоприношение...
- Не без того, - согласился старик и засмеялся. Потом лицо его снова сделалось серьезным и даже печальным. – Но ты не считай, мальчик, что я успокоился, увидев всех этих певцов и читателей. Напротив, мое беспокойство возросло против прежнего вдвое. Человеческое жертвоприношение… случалось мне раз и это видеть, Саэлон. Омерзительно, но не страшней, чем любая другая смерть. А вот этой ночью я увидел, как овцы в писаниях и песнях славят волков – и мне страшно, мальчик. Потому что я знаю точно – волки появятся. Я понимаю, почему бедняга Дамрод так хотел увести сестру из того дома. Будь у меня дочь – я бы тоже не позволил ей туда ходить.
- И как бы ты поступил, пожелай она нарушить твою волю? – поинтересовался Саэлон.
- Отобрал ботинки и запер в горнице! – горячо сказал Борлас. Потом подумал и добавил:
- А может, и нет. Но я бы огорчился, что плохо воспитал ее и не научил отличать добро от зла.
- Я посещаю госпожу Утариэль больше года, - сказал Саэлон – Как ты думаешь, я не умею отличать добро от зла?
Борласу было неловко отвечать на этот вопрос – и вместо ответа он сам спросил:
- Что ты там нашел, Саэлон? Неужели тебе нравится слушать восхваления Тьме да оркам?
- Нет, - улыбнулся юноша. – Но чтобы я пришел туда, немало потрудились те, кто восхвалял Свет и покойного государя Элессара.
- Да чем тебе Государь-то не угодил? – старик с досадой хлопнул себя по колену.
- Борлас, добрый мой Борлас! – рассмеялся юноша. – Пойми, дело не в Государе. Даже если бы я не слышал о нем из первых уст – из твоих уст, мой друг! – я бы знал, что Государем нас Единый не обидел. Дела его говорят сами за себя. Но неумеренные славословия порой… утомляют. Послушать их – так без Элессара и лето не приходило бы каждый год. Однако же вот – Элессар опочил, а лето продолжает приходить в свой черед за весной.
- Саэлон, эти славословия он ненавидел больше всех! Он не приближал к себе льстецов, он бежал толпы, он…
- Да знаю я! Борлас, я же вырос на твоих коленях, я сызмальства слышал от тебя, какой он такой и растакой! Вот ты говоришь о каких-то «льстецах», а сам все никак не можешь взять в толк, что именно ты первый утомил меня своими восторгами. Да, встречал я потом и таких, кто пел Государю здравицы из желания показаться перед людьми: вот, мол, какова моя преданность Королевскому Дому! Встречал я и тех, кто пел эти здравицы, чтобы их не заподозрили в желании возродить правление Стюардов, потому что их предки были обласканы при Дэнэторе, а кое-кто и участвовал в мятеже Одиннадцатого года. Но все они были потом, Борлас. А первым был ты.
- Стало быть, это я толкнул тебя в объятия Тьмы, - старик от возмущения даже задохнулся – Просто удивительно, как ты еще можешь называть меня другом, после этакой-то подлости с моей стороны!
- Борлас, перестань! Не в твои годы бежать от правды под предлогом обиды. Может, тебя хоть немного утешит то, что гости дома госпожи Утариэль утомили меня еще быстрее?
Борлас опять вместо ответа задал вопрос:
- Кто такой Хэрумор?
- Хэрумор старший брат госпожи Утариэль.
- А чем, помимо виршевания, он занимается? – спросил Борлас, не любивший бездельников, проживающих родительский заработок.
- Он учитель. Преподает языки, грамматику и риторику и занимается изысканиями в истории. Например, он составил наиболее полный свод упоминаний об орках из всех летописных источников, какие были в Летописном Чертоге.
- Лучше бы он сидел в отцовской лавке, - заключил Борлас.
- Он выбрал ту жизнь, которая ему по душе, - взгляд Саэлона сделался жестким. – Разве мы не потому зовемся Свободными народами Средиземья, что у нас каждый может избрать судьбу себе по душе? Разве у нас не равно берут в учение и в службу детей крестьян и дворян, простолюдинов и знатных?
- Не всем это, как я посмотрю, на пользу, - проворчал Борлас.
- Может, нам не хватает, как при Кастамире, законов, которые запрещали бы всем «низшим» учиться и занимать должности?
- Не прибавляй к моим словам ничего сверх того, что я сказал, мальчик! – Борлас стукнул кружкой о стол, и стражники, игравшие в кости, обернулись на стук. – То, что мне не нравится, как себя поставил этот Хэрумор, еще не значит, что я хочу вернуть проклятые времена Кастамира. Раз мы свободный народ, то вот тебе и мое свободное мнение: свинья твой Хэрумор.
- Во-первых, он не мой, - отозвался уже совсем не по-доброму Саэлон. – А во-вторых, позволь и мне воспользоваться привилегией свободного человека и остаться при своем мнении: Хэрумор – один из умнейших, честнейших и храбрейших людей среди всех, кого я видел.
Борлас не стал спрашивать, попал ли он сам в этот список «умнейших, честнейших и храбрейших» - во-первых, такие вопросы глупо задавать, а во-вторых, его обидел бы любой ответ. Он не хотел ни оказаться на одной доске с проклятым Хэрумором, ни узнать, что для юноши он более не старший друг, а назойливый старый хрыч.
- А чего вы хотели?! – спросил Саэлон. – Ворваться к женщине в дом, избить ее гостя, уволочь оттуда девушку – и чтобы вам ничего за это не было, да?
- Ты, наверное, удивишься, - медленно проговорил Дамрод. – Но я сейчас не могу даже вспомнить, чего я хотел.
- Нет, - резко ответил Саэлон. - Я нисколько не удивлен. Я ожидал услышать что-то в этом духе. Ожидал, что вы окажетесь именно… - Саэлон запнулся.
- Ну? – Дамрод смахнул со лба пот. – Договаривай.
- Человеком, который действует, рабски повинуясь своему животному началу, - сказал Саэлон.
- Неплохо сказано, - Дамрод улыбнулся, но как-то вяло. – А главное – правда. По большей части.
Сказав это, он повалился на колени и, не поддержи его Борлас – упал бы с мостков прямо в сточную канаву.
Тут не требовалось большого ума, чтобы сообразить, что случилось: когда Саэлон ударил Дамрода по руке, снова открылась кровь – и текла все время, пока Дамрод спорил с сестрой и Утариэлью, отвязывал коня и шел через Предмостье.
Борлас дал присмиревшему буяну о себя опереться, а сам перехватил его правую руку за запястье, и поднял выше его головы, зажимая пальцами сосуды.
- Ну, что встали?! – прикрикнул он на стражников командирским голосом. – Не знаете, как из копий и курток делаются носилки?
Часом позже Борлас и Саэлон сидели в караулке тюрьмы у моста, пили слабое пиво, чтобы не заснуть, и обсуждали эту странную ночь.
- Я понимаю, чего ты хотел, - сказал Борлас, вертя в руках тяжелую кружку. – Показать мне, что сторонники Хэрумора – всего лишь заигравшиеся детишки. Доказать, что никакого Черного Древа нет. Что корни древнего зла если и не уничтожены – то по крайней мере, не дали ростков…
- Не совсем так, - юноша тряхнул тяжелеющей головой. – Но близко к тому. Понимаешь, Борлас, эти молодые люди, они ведь не просто так прислушиваются к Хэрумору. За ним есть своя правота.
- Это какая же, например? – фыркнул Борлас. – Что орки, якобы, хорошие воины? Саэлон, я ведь воевал с ними двадцать лет и навидался этого племени больше, чем хотел. Жалкие они вояки, и страшны разве что лютой злобой. Когда они видят, что не могут взять числом – бросаются в бегство. Если бежать некуда – дерутся, конечно, но и крыса может на кошку кинуться, если ее в угол загнать, а настоящей отваги в них мало. А то, что парень пел, они-де не сдаются и бьются до конца – так на моем веку ни разу этого не было, чтобы им кто-то предлагал сдаться.
- Ты как будто бы с гордостью произносишь эти слова, Борлас, - юноша поднял голову. – А я не вижу, чем тут гордиться.
- Гордиться я и не думал. Просто объясняю тебе, что брать их в плен никакого смысла нет – под честное слово их не отпустишь, они нарушают все обещания; к обмену не предложишь, потому что жизни своих товарищей ни во что не ценят и со своими пленниками расправляются; рабства в Гондоре нет, хотя харадцы считают, что из орков получаются хорошие рабы, если надсмотрщиком поставить орка покрупнее. А на кой балрог тогда предлагать им сдачу? Все это известно уже тысячи лет, но при государе Элессаре наконец-то наступил мир – и вы, молодые, забыли, что это был за враг. Для вас орки – лишь смутная угроза на далекой границе.
- Если они такие плохие вояки – то что ты скажешь о нашем сегодняшнем… То есть, уже вчерашнем знакомце?
- Он полукровка, причем по человеческой своей крови – из дунэдайн, о том говорят и стать, и масть. Старую нуменорскую кровь испортить трудно. Кроме того, скажу тебе: чистокровного орка ты сейчас, пожалуй, не встретишь и в дальних пределах Мордора. Еще во времена моей молодости большая их часть была с примесью людских кровей, чаще дунландских или харадских. Они покрепче и посообразительней. А чистокровные… Чем орк чистокровней, тем он плюгавей и тупей.
- Значит ли это, что орки сегодня – по большей части люди? – спросил Саэлон.
- Пожалуй, что так, - согласился Борлас.
- А как оно было во времена Войны Кольца?
- Чего не знаю, того не знаю. Отец рассказывал, что при штурме Города небо заволокла огромная туча, и сделалось темно, как ночью – стало быть, армия Врага тогда по большей части состояла из чистокровок, которые на свету никакие вояки.
- Я много раз это слышал и читал – орки-де плохие воины, берут только числом… Но отчего же их так боялись?
- Из-за жестокости и злобы, Саэлон.
- Разве люди не бывают жестокими и злобными? – юноша усмехнулся. – Или ты, когда распекал меня за яблоки, видел во мне жестокость и злобу?
- Дались тебе эти яблоки! – рассердился Борлас. – Пойми ты наконец, я бездумие в тебе видел – и боялся, что бездумие может перейти в жестокость. Ты захотел, играя, запустить в товарища чем-то круглым и от нечего делать оборвал яблоко, которое после твоей игры сгнило без смысла. А когда орк захочет запулить в товарища чем-то круглым, и ничего подходящего под рукой не найдет – он снимет с человека голову и запулит ею. Мальчишка с яблоком и орк с головой не одинаково жестоки – но одинаково бездумны, вот что я хотел вдолбить тебе. Можно от скуки обдирать с дерева кору и вырезать на ней ножичком свое имя – а можно дойти до того, чтобы от скуки обдирать с человека или иной живой твари шкуру, и резать ножом живую плоть. Благо, если мальчишка задумается – «зачем я это делаю, зачем порчу без смысла и пользы то, что росло тридцать лет?». Орк – не задумается никогда. Но если и мальчишка не задумается – будет со временем не лучше орка.
- Ты так рассуждаешь о них, почтенный Борлас, будто среди них жил, - усмехнулся Саэлон. – А ведь ты разговаривал с ними только через край щита, если вообще разговаривал.
- Зато мне доводилось разговаривать с теми, кто смог вырваться от них живыми, - отбил Борлас. – С теми, кто еще мог после этого говорить… И когда я слышу песенки про то, какие орки храбрые да стойкие… ты поверь мне, настоящий орк запихал бы этому певцу в рот не померанец, а его же собственное ухо, если не что похуже. Дамрод, конечно хватил через край, с глупыми детьми так нельзя. Но ежели такое дитя вырастет и не поумнеет…
Борлас не стал договаривать и пригубил пиво. Не то чтобы ему очень хотелось – слабое пивко, стража должна быть трезвой – но во рту пересохло, а это какое-никакое питье.
- А ведь признайся, Борлас, - усмехнулся Саэлон. – Ты ожидал, что я поведу тебя в опасное место. Думал, небось, увидеть чуть ли не человеческое жертвоприношение...
- Не без того, - согласился старик и засмеялся. Потом лицо его снова сделалось серьезным и даже печальным. – Но ты не считай, мальчик, что я успокоился, увидев всех этих певцов и читателей. Напротив, мое беспокойство возросло против прежнего вдвое. Человеческое жертвоприношение… случалось мне раз и это видеть, Саэлон. Омерзительно, но не страшней, чем любая другая смерть. А вот этой ночью я увидел, как овцы в писаниях и песнях славят волков – и мне страшно, мальчик. Потому что я знаю точно – волки появятся. Я понимаю, почему бедняга Дамрод так хотел увести сестру из того дома. Будь у меня дочь – я бы тоже не позволил ей туда ходить.
- И как бы ты поступил, пожелай она нарушить твою волю? – поинтересовался Саэлон.
- Отобрал ботинки и запер в горнице! – горячо сказал Борлас. Потом подумал и добавил:
- А может, и нет. Но я бы огорчился, что плохо воспитал ее и не научил отличать добро от зла.
- Я посещаю госпожу Утариэль больше года, - сказал Саэлон – Как ты думаешь, я не умею отличать добро от зла?
Борласу было неловко отвечать на этот вопрос – и вместо ответа он сам спросил:
- Что ты там нашел, Саэлон? Неужели тебе нравится слушать восхваления Тьме да оркам?
- Нет, - улыбнулся юноша. – Но чтобы я пришел туда, немало потрудились те, кто восхвалял Свет и покойного государя Элессара.
- Да чем тебе Государь-то не угодил? – старик с досадой хлопнул себя по колену.
- Борлас, добрый мой Борлас! – рассмеялся юноша. – Пойми, дело не в Государе. Даже если бы я не слышал о нем из первых уст – из твоих уст, мой друг! – я бы знал, что Государем нас Единый не обидел. Дела его говорят сами за себя. Но неумеренные славословия порой… утомляют. Послушать их – так без Элессара и лето не приходило бы каждый год. Однако же вот – Элессар опочил, а лето продолжает приходить в свой черед за весной.
- Саэлон, эти славословия он ненавидел больше всех! Он не приближал к себе льстецов, он бежал толпы, он…
- Да знаю я! Борлас, я же вырос на твоих коленях, я сызмальства слышал от тебя, какой он такой и растакой! Вот ты говоришь о каких-то «льстецах», а сам все никак не можешь взять в толк, что именно ты первый утомил меня своими восторгами. Да, встречал я потом и таких, кто пел Государю здравицы из желания показаться перед людьми: вот, мол, какова моя преданность Королевскому Дому! Встречал я и тех, кто пел эти здравицы, чтобы их не заподозрили в желании возродить правление Стюардов, потому что их предки были обласканы при Дэнэторе, а кое-кто и участвовал в мятеже Одиннадцатого года. Но все они были потом, Борлас. А первым был ты.
- Стало быть, это я толкнул тебя в объятия Тьмы, - старик от возмущения даже задохнулся – Просто удивительно, как ты еще можешь называть меня другом, после этакой-то подлости с моей стороны!
- Борлас, перестань! Не в твои годы бежать от правды под предлогом обиды. Может, тебя хоть немного утешит то, что гости дома госпожи Утариэль утомили меня еще быстрее?
Борлас опять вместо ответа задал вопрос:
- Кто такой Хэрумор?
- Хэрумор старший брат госпожи Утариэль.
- А чем, помимо виршевания, он занимается? – спросил Борлас, не любивший бездельников, проживающих родительский заработок.
- Он учитель. Преподает языки, грамматику и риторику и занимается изысканиями в истории. Например, он составил наиболее полный свод упоминаний об орках из всех летописных источников, какие были в Летописном Чертоге.
- Лучше бы он сидел в отцовской лавке, - заключил Борлас.
- Он выбрал ту жизнь, которая ему по душе, - взгляд Саэлона сделался жестким. – Разве мы не потому зовемся Свободными народами Средиземья, что у нас каждый может избрать судьбу себе по душе? Разве у нас не равно берут в учение и в службу детей крестьян и дворян, простолюдинов и знатных?
- Не всем это, как я посмотрю, на пользу, - проворчал Борлас.
- Может, нам не хватает, как при Кастамире, законов, которые запрещали бы всем «низшим» учиться и занимать должности?
- Не прибавляй к моим словам ничего сверх того, что я сказал, мальчик! – Борлас стукнул кружкой о стол, и стражники, игравшие в кости, обернулись на стук. – То, что мне не нравится, как себя поставил этот Хэрумор, еще не значит, что я хочу вернуть проклятые времена Кастамира. Раз мы свободный народ, то вот тебе и мое свободное мнение: свинья твой Хэрумор.
- Во-первых, он не мой, - отозвался уже совсем не по-доброму Саэлон. – А во-вторых, позволь и мне воспользоваться привилегией свободного человека и остаться при своем мнении: Хэрумор – один из умнейших, честнейших и храбрейших людей среди всех, кого я видел.
Борлас не стал спрашивать, попал ли он сам в этот список «умнейших, честнейших и храбрейших» - во-первых, такие вопросы глупо задавать, а во-вторых, его обидел бы любой ответ. Он не хотел ни оказаться на одной доске с проклятым Хэрумором, ни узнать, что для юноши он более не старший друг, а назойливый старый хрыч.
no subject
no subject
no subject
no subject
Простите наш корыстный интерес, но мы согласны и на длинноватые ;)
no subject
урук-хайи из Изенгарда и Барад Дура не производили впечатление плохих воинов. хотя вероятно это результат генетической модификации осуществленной Саруманом и Сауроном.
no subject
no subject
А вот больших черных уруков Борлас должен был застать, их в Мордоре хватало.
Впрочем, "сильные и злые" отнюдь не тождественно "хорошие воины". А вот плюгавыми такие не смотрелись, хоть и чистокровные.
no subject
no subject
no subject
Насчет тангородримских я не припомню сколько-нибудь внятного описания (может, Кеменкири придет, вспомнит что-нибудь...). То, что сказано о появлении крупных орков в конце Третьей, звучит так, как будто это новое явление - "In the last years of Denethor I the race of uruks, black orcs of great strength, first appeared out of Mordor..."
no subject
no subject
Оффтоп по хронологии: в Новой Тени говорится, что это 105-й год после победы, и уже правит Эльдарион, а в приложениях к ВК написано, что Элессар умер в 120-м г. ЧЭ, если не ошибаюсь. Там косяк перевода или Профессор не согласовал даты?
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Отлично!
A первая глава действительно такая короткая или там что-то пропущено?
Re: Отлично!
no subject
(Аффтор, пеши еще!!!:))))